Семен рос болезненным и хилым ребенком. Одна за другой липли к нему всевозможные детские хвори. Лечение проходило, как правило, тяжело, часто болезни сопровождались осложнениями. А если и удавалось слабенькому мальчишке некоторое время провести без какой-нибудь заразы, то с ним обязательно случалось еще что-то, не лучше: то ногу сломает, то руку вывихнет, то, упав с соседской яблони, получит сильнейшее сотрясение мозга…

Бабушка, которая воспитывала Семку в одиночку, только вздыхала и иногда плакала тайком в подушку. Об отце мальчик не слышал вообще, бабуля ничего о нем не говорила. Да и вряд ли она могла что-то рассказать, ибо сама толком не знала, от кого ее родная дочка нагуляла ребеночка. Мать, как Семен знал все от той же бабушки, умерла сразу после его рождения. О причинах и обстоятельствах ее смерти старушка внуку, как он не просил, не рассказывала. Лишь иногда, глядя на худого, бледного и не по годам маленького Семку, с горечью вздыхала: расплачиваешься, мол, за грехи матери.

В шесть лет мальчишка сильно занедужил. Воспаление легких, давшее серьезные осложнения, привело его в тяжелом состоянии в больницу. Бабушка почти ни на секунду не отходила от постели внучка, а врачи, грустно улыбаясь малышу, подолгу о чем-то шептались с ней в углу палаты. После таких разговоров глаза у бабули становились красными, а руки начинали странно дрожать.

Той ночью Семе стало совсем плохо. Его бросало то в жар, то в холод, кашель буквально душил, а тело изнывало от боли. Промучившись несколько часов, мальчик, наконец, уснул. Проснулся все в той же больничной палате и увидел рядом с собой человеческую фигуру. Это была совершенно незнакомая молодая тетя. Сейчас Семен не может сказать даже примерный возраст гостьи. Ясное дело, для шестилетнего мальчишки все девушки старше шестнадцати лет были «тетями».

Бабушка спокойно спала на стуле возле кровати. А незнакомка меж тем опустилась на корточки, внимательно посмотрела на мальчика и улыбнулась ему. Взгляд у нее был добрый, а улыбка такая ласковая, что Семке и в голову не пришло испугаться.

- Здравствуй, Семочка, - произнесла она, - Ну, как ты здесь, хороший мой?

- Хорошо, - ответил Семен и сам удивился тому, что кашель ему сейчас не мешает, - Только бабуля все время плачет, и дяденька-врач домой отпускать не хочет. Говорит, болею очень…

- А часто болеешь?

- Угу.

В этот момент улыбка исчезла с тетиного лица, и оно вмиг сделалось печальным.

- Ты прости меня, Семочка. Это я во всем виновата. Прокляла я тебя, милый. Сама не знала, что творю, как бес в меня вселился! – по щекам ночной гостьи покатились слезы.

- Как это прокляла? – Сема приподнял голову с больничной подушки. – Да вы не плачьте, тетенька, я же поправлюсь. Бабуля так говорит и…

- Поправишься, Семочка, поправишься. И болеть больше не будешь, правда. Все у тебя будет хорошо, я тебя отмолила, родненький мой. Я помогать тебе буду, а ты… ты слушайся бабушку, обязательно слушайся. А когда дочка у тебя родится, назови ее как бабулю свою.

Удивленный Семен согласно закивал головой.

- А обо мне… думай хоть иногда, ладно? Хоть в день рождения навещай. Виновата я перед тобой… - женщина ласково погладила Сему по волосам и, поднимаясь с корточек, сказала, - Ну, а теперь спи. До свидания, маленький!

После этих слов мальчишка вдруг провалился в сон. А когда проснулся в следующий раз, было уже утро. Солнышко весело освещало палату, возле кровати стояли бабушка и доктор. «Надо же, такое резкое улучшение, - донесся до Семки голос молодого врача, - Просто чудо какое-то».

Тетя, навещавшая Семена ночью, не обманула – он, и правда быстро поправился. Больше того, болезни, которые раньше слетались к нему как осы на сладкое, вдруг оставили мальчика в покое. За год он окреп, подрос, и бабуля даже отвела его в футбольную секцию. Конечно, он рассказал ей о ночном визите незнакомки и их странном разговоре. Старушка тогда побледнела и, поджав губы, поспешила удалиться на кухню. Вернулась оттуда с такими же покрасневшими глазами, какие Сема часто видел в больнице. Больше об этой истории он не вспоминал – бабушку расстраивать ему уж совсем не хотелось.

А когда ему исполнилось четырнадцать, бабуля позвала его к себе в комнату и велела присесть. Она долго копошилась в своем комодике, затем достала оттуда небольшую коробку из-под печенья и протянула Семену. Аккуратно приподняв крышку, он увидел под ней стопку старых фотографий. Взял первую попавшуюся и даже вскрикнул от изумления… С нее смотрела та самая тетенька из больницы!

- Кто это? – дрожащим голосом спросил Сема.

- Твоя мама, - прошептала бабуля, которая раньше уверяла, что ни одной фотографии матери в их доме не сохранилось, - Это ведь она к тебе тогда приходила.

- Но как…

- Она хорошей девочкой росла. Доброй, красивой, честной. А после школы как с цепи сорвалась. Пропадала где-то, ухажеров меняла как перчатки. В двадцать лет забеременела. Так и не сказала, кто отец и где он… Только всю беременность вела себя как бесноватая. Истерики устраивала без конца, кричала, что ребенка своего ненавидит, что из-за него вся жизнь у нее наперекосяк пошла. Даже когда рожала, на весь роддом орала «Будь ты проклят, маленький змееныш!»… Ты на свет появился хиленьким, чуть дышал. Но доктора, слава Богу, постарались, выходили. А мамку твою через два дня после родов нашли мертвой. Прямо в палате. Сказали, ночью сердце остановилось… Ну, а дальше пошло-поехало. Ни дня у меня с тобой спокойного не было – все болезни, болезни. Мне даже дом в поселке продать пришлось да в город переехать, чтоб поближе к врачам быть… Я на дочку свою очень зла была. Думала, что это она своими проклятьями тебе жизнь испохабила – вот, видно, не ошибалась. Но после того случая в больнице поняла: раскаялась она…

Сейчас Семену уже под сорок. Все у него в жизни сложилось хорошо. Окончил институт, отслужил армию, на пару с другом открыл небольшую автомастерскую, женился. Старшую дочь назвал, как и наказывала мама, в честь бабушки – Александрой. И о матери не забывает, каждый год навещает могилу в день ее рождения.