Недавно я ездила в гости. Оставалось две недели отпуска, села в обычный поезд и покатила. Всё, как всегда. Устроилась на своём месте, какое-то время глядела в окно – над холмами просыпалось солнце. Пассажиров в вагоне можно было пересчитать по пальцам, мало народа катается в это время. Напротив меня, тоже на нижней полке, ехала попутчица, которая трещала без умолку. Женщина с первой же минуты предупредила меня, что у неё клаустрофобия, поэтому она будет говорить долго и нудно. Своё обещание она выполнила.

Я после недельной бессонницы слушала попутчицу вполуха. А потом и вовсе легла, отвернулась, уснула. Женщине в одиночестве расхотелось говорить, и через какое-то время она угомонилась. Я спала почти весь день. Душа моя радовалась перерыву в трудовых буднях, я блаженно наслаждалась сном.

Поздно ночью мы проехали Казань. Впереди, по расписанию, было несколько небольших остановок, а утром мы должны были прибыть в Москву.

Потом поезд остановился буквально минуты на три, и в вагон вошли пассажиры. Их тени промелькнули не слышно, люди прошли в конец вагона и, стараясь не шуметь, занимали свои места.

Я проснулась, переползла на край лавки и посмотрела на табло. Часы показывали 02.15.

На боковом сиденье, напротив меня, за складным столиком, сидела старушка в тёмно-коричневом пальто, пуховом платке и войлочных сапогах. Она вглядывалась в темноту вагонного стекла. Её руки лежали на столике и в такт мыслям отбивали медленный ритм. Видимо, она вошла на одной из маленьких станций, пока я спала.

Старушка посмотрела на меня.

– Разбудили? – участливо спросила она.

– Нет, – ответила я. – Сама проснулась. Живот болит, сил нет. Думаю, выпить таблетку или нет.

Старушка внимательно посмотрела на мой живот, прищурилась и сказала:

– Не расстраивайся, скоро пройдёт. Нервничаешь много. Главное, не простывать. Моя дочь работает директором школы для девочек, модно было какое-то время назад раздельное обучение, так она говорит, что родители перестали следить за тем, чтобы девочки тепло одевались. А потом начинаются проблемы с деторождением.

Старушка выговорилась и снова посмотрела в окно.

Я повернулась в сторону тамбура. Входящие, а их было пятеро (три парня и две девушки), сгрудились перед дверями туалета. У одной девушки на руках был ребёнок. Она увидела, что я не сплю, и направилась ко мне.

– Простите, – сказала девушка. – Вы не присмотрите за малышом, пока я схожу в дамскую комнату?

Я кивнула и осторожно взяла малыша на руки. Это был карапуз месяцев восьми от роду. Хорошенький розовощёкий мальчик в тёплом комбинезоне голубого цвета доверчиво смотрел на меня.

– Я быстро, – сказала девушка и ушла в тамбур.

Малыш не доставлял особых хлопот. Чтобы он не расплакался, я отвлекала его внимание своей цепочкой с подвешенным на ней кулоном из горного хрусталя.

Через несколько минут мать вернулась. Старушка внимательно смотрела на нас.

– Сейчас и к матери идти не захочет, – тихо сказала она.

Девушка протянула руки, маня ребёнка к себе. А он вдруг действительно отвернулся от матери и уткнулся мне в грудь.

– Тогда пока-пока? – помахала ребёнку рукой мать.

Тот помахал маме в ответ и снова спрятал лицо у меня на груди. Девушка развернулась и пошла в тамбур. Я с недоумением посмотрела ей вслед, переглянулась со старушкой (та развела руками, мол, молодёжь, что с неё взять), посмотрела на ребёнка. Малыш уже начинал тихо посапывать, засыпая у меня на руках.

Оставаться с чужим ребёнком дальше мне не хотелось, поэтому я двинулась за беспечной матерью. Открыла двери тамбура – никого. Прошла по соседнему спящему вагону, ещё один тамбур, ещё один вагон…

Дальше был вагон-ресторан. Открывая дверь, я от неожиданности вздрогнула. Шум, крики, радостные вопли и музыка обдали волной.

Дорогу мне преградил охранник.

– Туда нельзя, спецобслуживание. Сегодня свадьбу празднуют.

Я наклонила голову. Удивительное зрелище открылось мне. Гостей было много. Лица у всех закрыты масками, как на балу-маскараде. Мужчины во фраках, дамы (по-другому я не могла их назвать) все в золотой, серебряной парче. Платья такого кроя были модны в конце девятнадцатого века. Сверкали украшения, мелькали маски, всё было в движении.

Я рассмотрела убранство вагона и с удивлением для себя отметила – сколько же надо было потратить средств, чтобы ради свадьбы переоборудовать вагон под старину. Горели странной конструкции фонари, тяжёлые бархатные шторы, перетянутые золотым кручёным шнуром, закрывали часть обзора.

Тут из-за шторы выскочила мать ребёнка. Она была одета в униформу: чёрная жилетка с глубоким вырезом и открытой спиной, юбка в пол, зауженная книзу, с разрезом глубоким до невозможности. В руках у девушки был поднос с графином, хрустальными стопками и закусками на шпажках.

– Нет, я не поняла, что происходит? – гневно спросила я девицу. – Милочка, я в няньки не записывалась!

Девушка умоляюще посмотрела на меня. Ребёнок у меня на руках крепко спал.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – речитативом прошептала она. – Если я сейчас уйду, мне не на что будет жить. Умоляю, помогите! Только присмотрите за ним немного, через час у меня будет перерыв, и я забегу к вам.

Я не сразу поняла, что с лицом девушки что-то не так. Начала приглядываться, потому что освещение было плохое. Но тут охранник стал подталкивать меня к выходу. Девица с подносом нырнула в вагон. Мне ничего не оставалось, как вернуться на своё место.

Старушка посмотрела на меня, с сочувствием вздохнула. Я осторожно положила ребёнка на своё место, укрыла одеялом. Повернулась в сторону старушки, чтобы перекинуться с ней парой слов, но на её месте никого не было.

И тут я пришла в себя. Как от толчка в плечо.

Я сидела на краю лавки в той же позе, в которой оставалась, когда смотрела на часы. Вагонное табло показывало 02.15. На моей постели ребёнка не было.

Я осторожно заглянула под лавку. Никого. Выглянула в сторону тамбура – никого. Весь вагон спал. Ущипнула себя за руку, чтобы понять, сплю или нет. Живот болел, я дотянулась до таблетки, но пить передумала.

Я поняла, что было не так с лицом девушки: оно отливало синевой, по шее проходила чёткая тёмно-бордовая полоса, прикрытая чёрной атласной лентой, а губы были почти чёрными. Сначала я подумала, что это образ для маскарада, а потом осознала, что она была просто мертва.

Заползла на своё место, улеглась и уснула.

Утром я спросила у проводницы, как давно она работает.

– Двадцать один год, – ответила женщина.

– Скажите, а свадьбы в вагоне-ресторане отмечают, было такое? – спросила я.

– Один раз за всё время видела, – охотно пояснила проводница. – Очень красиво было, необычно. Вы хотите свадьбу в поезде? Рекомендую договариваться с директором ресторана, минуя другое начальство.

Я ответила, что подумаю.