В одном лесу, расположенном в центральной части Российской Федерации, стояла старая церквушка, носившая имя страстотерпца Хомы Брута. И проживал там отец Серафим, в миру Алексеев. Последний экзорцист на матушке-Руси. По нашему – бесогон. Привезут к нему бесноватого, отец Серафим глянет на него грозно да как рявкнет:

- Пошел вон, паршивец!

Бес тут же и выскочит. Шерсть дыбом, пятачок набок, глаза вращаются в разные стороны, как у контуженного. Излечившегося домой увозили, а бесов батюшка в лес выпускал с наказом больше козней не строить. А куда их было девать?

Со временем бесов накопилось – полный лес. Зверье в другие места мигрировало, так что властвовали они там безраздельно. Местных, правда, не трогали. Отца Серафима боялись.

Пришлось как-то батюшке со своего поста отлучиться. Брат Митька помирал, ухи просил. Неделю отец Серафим отсутствовал, а как вернулся – глазам не поверил. Пол-леса как корова языком слизнула. А на его месте стройка идет. И по размаху видать – не дачку задрипанную строят, а палаты белокаменные.

Лес, видишь ты, олигарх местный купил. Под строительство детского дома отдыха. Вот он и строил. Своим детям. Будущим.

Отец Серафим сунулся было с рассказом, что лес этот – не лес совсем, а отстойник для изгнанных бесов, да куда там! Охрана автоматами погрозила, камерами наблюдения да разными другими техническими приблудами похвалилась, мол, пускай только сунется нечистая сила, и ушел батюшка ни с чем. Ладно, думает, припечёт - сами прибежите.

Не прибежали. На стройке, правда, несчастных случаев было много. Но работали там не местные, да и олигарх потерпевшим, кто выжил, приличные пенсии назначил, так что стройку завершили в срок. К тому времени от заповедника для бесов едва ли третья часть осталась.

Вышел как-то отец Серафим по свежему воздуху прогуляться, глядь - а в округе и пусто. Ни живой души, ни бесов.

Не был последний бесогон на Руси дураком. Понял он, куда вся нечисть из леса подевалась. Понял и направился прямиком в домину, что олигарх себе на месте леса отгрохал.

Приходит, и точно – ещё на входе встретил охранников одержимых. Зыркнул на них сквозь брови нахмуренные отец Серафим, но ничего не сказал. Дальше пошел. А охранники с прислугой – ничего. Расступаются, дорогу дают да в спину хихикают. Дошел так наш бесогон до хозяина поместья, глянул по-особому – батюшки, да в нем сам Велиал, один из пяти самых могущественных демонов Ада, расположился. Сидит в креслице кожаном, улыбается да на кресло напротив приглашающе указывает. И видно - совсем изгнания не боится.

- Пошел вон, паршивец! – закричал отец Серафим, да так, что чуть окна в доме не повылетали… Но Велиал только фыркнул и говорит:

- Ты, поп, на меня свою силу понапрасну не трать. Это ты тех бесов мог изгнать, что без спросу в тела людские залазили. А я с хозяином этой шкурки полюбовно договорился. И все остальные в моей усадьбе тоже заключили договор о сотрудничестве. Так что, хрыч старый, ничего тебе здесь не обломится.

Опешил отец Серафим. Как так, добровольно беса в себя впустить?! А Велиал ему бумажки протягивает.

- Все чин-чинарем, - говорит. – Договоры по всей форме. Нотариально заверенные. Олигархишка этот добровольно отдал мне свое тело на три года, а я за этот срок пообещал ему его состояние утроить. Ну и в администрацию Сами Знаете Кого пропихнуть… Да и остальные, обслуга, охрана – все сугубо по собственному хотению к себе бесов пристроили.

Батюшка сидит, не знает, что и сказать, а демон еще и куражится.

- Оставайся, - говорит, - сейчас девки срамные прибудут. Все как одна – добровольно. Куролесить будем.

Плюнул отец Серафим бесноватому под ноги, да и вышел вон.

А Велиал ему вслед:

- Недельки через две я свой домишко обмывать буду. Гости аж из самой столицы пожалуют. Так и ты, дед, не чинись, заходи по-простому. По-соседски…

Тут вся свора бесовская, уже не сдерживаясь, заржала, захихикала, захрюкала. Отец Серафим только голову в плечи втянул да сгорбился.

Вернулся он в свою церковь, закрылся и три дни и три ночи молился.

На утро четвертого дня раздался громкий стук во врата церковные. Открыл отец Серафим, а там нянечка из районного роддома. И поведала она, что объявился у них в городишке некий богатый сукин сын. Купил у кого-то списки баб на сносях и давай их уговаривать. Мол, давайте, делайте аборт, а он им за это деньжищи немалые. Ну, девки с безденежья и поперли к акушерам. Не желаем, мол, ребеночков донашивать. А эта сволочь беспредельная отдельно с акушерскими договорился и вынутые зародыши скупает. Милиция у него вся на зарплате, мэр прям в рот ему смотрит, каждое слово ловит.

Упала докторша в ноги батюшке – что делать, отче?!

Отец Серафим как мог успокоил женщину, да и выпроводил. А сам подошел к иконе Матери Отца и Бабушки Сына и долго смотрел глаза в глаза лику нарисованному.

После этого еще на два дня и две ночи затворился.

На третий день приехал к нему участковый. Детки малолетние в округе стали пропадать. Не навсегда. Попозже находятся. Только мертвые. Фотографии показывал. Лежат мальчики и девочки смирненько, как ангелочки. Ни пореза на них, ни синячочка. Начальство велело списывать эти пропажи на несчастные случаи. Мол, заблудились или хворь какая с ними приключилась. Вроде инфаркта или инсульта. Да только какие же это несчастные случаи, если в жилах найденных деток ни кровинки не оставалось?

Упал участковый в ноги отцу Серафиму.

- Помоги, святой старец! Не могу я на душегубство глаза закрывать!

Налил отец Серафим ему стопочку. Сам пригубил. Да и выпроводил, благословя.

А сам нашел глазами икону Левого Крайнего Защитника Всех Обездоленных и громко так сказал:

- Что ж Ты так, Твою Мать?

Еще день и ночь безудержно молился отец Серафим.

А утром приехал к нему посыльный от мэра, привез послание. Желал мэр, по примеру просвещенной Европы и прочих передовых стран с окраинами, однополые браки разрешить. Да не просто так, а по всем правилам – с венчанием в его, отца Серафима, церкви. И чтобы батюшка из своих ручек благословение брачующимся давать изволил. А буде отец Серафим заартачится, на его место уже и другого священника присмотрели. Попрогрессивнее.

- Не дождетесь, - рявкнул батюшка, прочитав, - так мэру и передайте.

Посыльный же, ни капли не оробев, высморкался, об его рясу руку вытер и сказал с ухмылкой:

- Ты, поп, на митрополита надежду не имей. С ним уже все обговорено.

- Пошел вон, холуй, - только и вымолвил батюшка. А как посыльный уехал, вытащил из погреба литровую бутыль самогона, снял с иконостаса лик Спаса Во Хмелю и надолго уединился с ним в своей келье.

Если бы кто из прихожан на следующее утро увидел отца Серафима, то вряд ли бы его узнал. Опухшее лицо, темные мешки под красными, как у кролика, глазами, а главное – абсолютно гладкий подбородок. Побрился бесогон наш. И это еще не все - сменил батюшка рясу на поношенный костюм, оседлал велосипед, да и поехал в город. Там он отыскал ломбард, где заложил золотые уклады с икон и нательный крест. На вырученные деньги купил он здоровенную бочку на колесах, наподобие тех, что в старину воду возили для пожарных и иных каких надобностей.

Прикупил также на рынке резвую лошаденку со сбруей, запряг ее в водовозку и поехал в село Тиверезовку. Там разыскал мужика по имени Евлампий и купил у него чудо-аппарат да припасы для него. Загрузил все на свою повозку и вернулся в свою церковь. Занес все внутрь, заперся изнутри, и неделю до него никто не мог достучаться. Ходоки, искавшие с отцом Серафимом встречи, рассказывали, что слышны из церкви шипенье да бульканье, да еще вроде капает да журчит там что-то. И запах такой благостный оттуда тянется. Прям неземной. Сивушный.

Через неделю распахнулись двери церковные, и стал отец Серафим выносить к повозке разные емкости да в бочку содержимое выливать. Долго ли, коротко, а наполнил батюшка полную бочку. После чего снова двери запер, перекрестился в последний раз, да и поджег храм Божий.

Не все, видать, вынес бывший поп. Потому как, не успел он и ста метров отъехать, как внутри церкви что-то бухнуло, и пожар такой в небо полыхнул, что аж спине Серафима Алексеева жарко стало. Не стал бесогон наш оборачиваться, а лишь лошадку направил к дороге, что вела ее обратно в город. Только недалеко он уехал.

Стоит на дороге олигарх, Велиалом одержимый, лыбится.

- Ты что это, - говорит, - горелым так тянет, да и зарево над лесом в полнеба? Неужто пожар в твоем хозяйстве приключился?

Смолчал Серафим, только глаза потупил.

А Велиал не отстает:

- Ты, я вижу, никак в расстриги подался? Давно пора. Хоть на человека стал похож.

И снова не было ему ответа.

Повел бесноватый носом и ещё шире заскалился:

- А в бочке чего везешь? Самогон? Никак на продажу?

Сидит Алексеев, в глаза врагу своему не смотрит.

- Так не выйдет у тебя ничего. На торговлю спиртным лицензия нужна. А тебе ее вовек не добыть. А хочешь, я у тебя всю бочку куплю? У меня как раз новоселье. Народ собрался вискарем да текилой балованный. Твоя экзотика на ура пойдет. Хорош хоть самогон-то?

- Заборист, - только и пробормотал Серафим, да и направил лошаденку к имению бесовскому.

Подъезжает к домине, а там народу… Да не абы какого. И мэр, и начальник районной милиции, и заведующий городским здравотделом. Да что они! Сам губернатор с супругой прибыть изволили. А поодаль столичные гости тусуются. Все сплошь олигархи да депутаты. Присмотришься - в толпе нет-нет, да и мелькнет рожа, по телевизору виденная.

И все как один бесноватые.

Только бывший поп подъехал, как все к нему повернулись, принюхались и заорали восторженно:

- Первач!

И в очередь, в очередь выстраиваются. По ранжиру, разумеется, не стихийно.

Тут же слуги с кубками пол-литровыми пристроились.

Налили первый. Губернатору поднесли. Но глянул тот на священника с подозрением и не стал пока пить.

- Отведай, - говорит Серафиму, - ты из моего кубка.

Засмеялся тут Велиал:

- А чего ты боишься? Что потравит нас дед? Так это он шкурки наши попортит. Нам-то что? У меня желающих тело свое в аренду сдать знаешь сколько? Запись на будущий год! Так что пей смело. Заодно и продегустируешь.

Хлопнул губернатор кубок одним глотком, глаза в кучку свел, потом развел, дым из ушей выдохнул и простонал блаженно:

- Ка-а-айф!!!

Тут загукала, заверещала да заревела очередь:

- И мне, и МНЕ!!!

И пошло веселье. Самогон Алексеева рекой льется, бабы визжат, на столах отплясывают, мужики крякают от удовольствия да им под юбки заглядывают. Слуги, тоже пьяные, меж гостями снуют-шатаются, чудо-напиток разнося…

Взял Велиал отца нашего под локоток.

- Пошли, - говорит, - насчет оплаты договоримся.

Ввел он батюшку в свои палаты, проводил в отдельный кабинет, шторки на окне сдвинул, да в креслице уже знакомое усадил. Тут слуга входит. На подносе у него деньги зеленые агромадными пачками, кувшин с самогоном и две стопочки.

- Обмоем сделку, - говорит демон батюшке.

И хитро так на Серафима косится.

А тот что? Молча стопку налил и в себя опрокинул, не морщась. Поднял было щепоть для крестного знамения, да замер и только рукой махнул.

Выпил и Велиал. Крякнул одобрительно. По второй разлил. Выпили и по второй.

- Дело у меня к тебе, дед, - сказал Велиал после третьей. – Как ты смотришь на то, чтобы тело свое в аренду сдать?

Смолчал Алексеев, а демон продолжил:

- Я тут в интернете погуглил. Бабка твоя ведьмой была. И не последней. Так что ты, хошь-не хошь, а наш. Хотя бы и на четверть...

- Зачем тебе мое тело? – перебил его бывший батюшка невежливо.

- Да такое дело, - замялся Велиал. – Я про очередь на год вперед наврал там. Нет, желающие есть. Но прямо скажу - маловато. Как на словах, то все готовы ради денег, ради славы да ради власти душу свою продать. А как до дела дойдет, так мнутся да колеблются. Крепко вы, попы, народу в голову вбили свою пропаганду про загубленные души и прочую хрень. А вселись в тебя кто из наших да начни он под твоей личиной проповедовать, что, мол, ничего в этом страшного нет, а наоборот – прямой гешефт, глядишь, и остальные сомневающиеся за тобой потянутся…

Снова смолчал Серафим, будто прислушиваясь к чему-то. А демон продолжил:

- Я с ответом тебя не тороплю. Думай, дед. Только учти, за такую услугу просить ты можешь чего пожелаешь. Хочешь - пятьсот лет проживешь? Да не простым попом – митрополитом сделаю! А хочешь – папой Римским! Мне это – раз плюнуть…

Молчит священник, глаза не поднимает.

- Да что ж ты все молчишь, пень старый! - не выдержал Велиал. - Не хочешь, так и скажи. Найдем и без тебя желающего. Пусть и без твоего авторитета, ничего – пропиарим, будет похлеще тебя проповеди толкать!

Глянул тут бесогон наш впервые за вечер в глаза демону. И не было в его взгляде ни страха, ни покорности, ни стыда.

- Тела моего захотел, сила нечистая? А вот накося выкуси! - сунул он фигу под нос Велиалу. Опешил демон от такого ответа, а Алексеев продолжил:

- Верно ты сказал, ведьмой моя бабка была. И помимо всего прочего, оставила она рецепт напитка одного забористого. Самогон тройной перегонки с кой-какими добавками. Чудо что за напиток. Только есть у него один побочный эффект… Ты в окошко-то погляди. Слышишь, как стало тихо?

Кинулся демон к окну, шторы оборвал. Глядь наружу, а там никого. Ни гостей, ни слуг. Кубки на столах стоят да по траве валяются, еда стынет, мухи роем вьются… И никого.

- Где?! Куда?! Как?!!! – заревел Велиал.

- Я же говорил, ЗАБОРИСТЫЙ у меня напиток, - спокойно ответил Серафим. - Вот он всю твою нечисть и ЗАБРАЛ. Не мог я с вами по-другому справиться. А допустить ваши бесчинства тоже не мог.

- Куда ж это он их забрал? – проревел Велиал.

- А Бог его ведает, - кротко ответил бывший священник. - Главное – подальше от этих мест. Бабка моя говорила, что никто из тех, кто самогоночку ее попробовал, назад не вернулся. Ни на этот свет, ни на тот…

И только он это промолвил, как – ХЛОП! – и исчез демон. А следом за ним и Серафим Алексеев – последний экзорцист на Руси. Он ведь тоже забористый напиток пользовал…

История эта наделала много шума. Шутка ли - администрация целой области как в воду канула. Опять же олигархи известные, сидельцы Думные…

Сначала все валили на теракт. Потом на происки конкурентов. Кто-то даже руку Вашингтона в этом деле увидел. Мол, лишили страну лучших из лучших. Так до конца никто в этой истории и не разобрался. Ведь ни одного свидетеля не осталось.

Правда, автор слыхал, что с недавнего времени в Думском буфете перестали продавать отечественные напитки. Все сплошь французские коньяки, шотландские виски да мексиканская текила в ассортименте. Выходит, просочилась-таки информация. И оставшиеся в стране бесы опасаются нарваться на забористый напиток.

Вот она, жизнь наша, какая: одни до чертей допиваются, другим же без первача никак с этой нечистью и не справиться. Такой вот, дуализьм, не к ночи он будет помянут, такое вот единство и борьба противоположностей...

Послесловие:

Тут бы и надо было закончить эту историю, да не мог автор не упомянуть еще одного персонажа, который во всех этих событиях участие принимал.

В церкви отца Серафима проживал мышонок. Маленький да серенький. Безобидный.

Батюшка его своим вниманием жаловал и не обижал. Наоборот, подкармливал. Случалось, долгими темными зимними вечерами, когда вьюга зверем выла да снегом в окна бросалась, вел отец Серафим с мышонком неспешные душеспасительные беседы.

Кода же пришла беда на порог и пришлось отцу Серафиму готовить ЗАБОРИСТЫЙ напиток, именно мышонок стал ему главным помощником. Не мог батюшка рисковать, должен был довести напиток до нужной консистенции. А как проверить? Вот и стал мышонок его главным испытателем. Вздыхая тяжко, капал отец Серафим капельку готового продукта в мисочку да мышонку придвигал. Мол, испробуй. А мышонок, будто понимал все – лакал горькую безропотно, глядя доверчиво другу в глаза. На четвертый только раз исчез он с тихим хлопком, будто и не было.

- Прости, - сказал тогда батюшка да слезу набежавшую вытер.

И автор верит, что там, куда закинула его судьба да зелье забористое, встретил отец Серафим своего друга, вымолил у него прощение, и идут они теперь по жизни вместе: бывший бесогон и маленький серый мышонок.