Ощущение глубочайшего одиночества вызывал у него уже один вид этого человека. И вправду, самого одинокого человека на всей Земле.
Клиффорд Саймак. Грот танцующих оленей.

В заросших влажной плесенью подземельях, которым не было конца и края, сырых и построенных кем-то очень давно, молчаливо капала вода. Никто не знал, откуда она бралась, и зачем эти облицованные камнями извилины в земной коре простирают свои щупальца всё дальше и дальше. Воющий на грани слышимости ветерок, дующий неведомо откуда и неведомо, куда, пел свою монотонную песню, аккомпанируя каплям воды, как будто бы они все вместе были участниками потустороннего оркестра. Состоящего из призраков очень многих брошенных на произвол судьбы старых музыкантов, которые не помнили начало песни и не знали её конца. Забывшие и обречённые вечно играть свою траурную мелодию по безнадёжно забытому всеми герою, но помнящие, что это нужно, с прежней силой. Сила без памяти, память без понимания, понимание без знания, знание без способного его постичь.

Один из камней внезапно треснул, налёт плесени на нём беззвучно разорвался и в первый раз за своё куцее подобие жизни дал любому возможному путнику рассмотреть давно проеденную вездесущими водопадами капель узкий тоннель, который тут же стал осваиваться сонной от многолетней пыли и прохлады плесенью. Скапливаясь, теперь вода заполняла канал, а затем её вес нарушал равновесие, и она короткой волной выпадала наружу, весело плескаясь прямо на пол катакомб, промывая грязь и обнажая неясные резные рисунки на каменных плитках. Зеленоватый от многих лет крошащийся гранит показывал сцену боя двоих волков, очень тёмных и яростно рычащих друг на друга. Поистёрлись многочисленные надписи около картины, и не станет никому ясна причина их вражды. А это важно, хотя все уснувшие сном тлетворной старости стены катакомб хорошо помнили всё это.

- Наша сила и искусство даст нам славу и вседозволенность! - проговорил один волк, сидя у входа в подземелья, глядя настороженно на товарища - Мы обрели силу творить и губить всё сущее, мы можем взять всё, что захотим!
- Между славой и позором ждёт лишь отчаяние, - возражал второй чёрный волк, с вызовом поднимая глаза, - Играя по правилам вседозволенности, принимая силу как опору права, ты проиграешь и будешь пожран созданным тобой. Всякая сила гибнет, старея, всякая, смещённая ударом в своё самое слабое место.
- Так ясным разумом можно охранить достижения и зорко следить за их надёжным сохранением. Не допустить растления и ослабления!
- А сможешь ли охватить всё это ты один, даже в полной власти? Обойдешь ли все края, и не встретишь ли более сильного, ждущего, когда ты придёшь, чтобы с яростью одолеть тебя и силой взять власть, как берёшь ты сам?
- Наставлю наместников, которые боятся и чтут меня! - нетерпеливо зарычал тот первый волк, поднимая шерсть на загривке и поводя ушами, - Они все будут вершить волю мою! И жестоко расплатятся за неповиновение и мятежи!
- Твою ли, разве твою единственно будут они денно и нощно вершить? - спросил с напряжением второй волк, щёлкнув зубами и потянувшись., - разве сможешь ли ты постоянно проверять их на верность, и не станет ли вскоре это твоим единственным занятием в жизни? Стоит ли оно того?
- Так чью же тогда, или они посмеют вершить свою под самым моим носом, а меня проводить, как слепого щенка? - удивился первый волк.

На этом, надписи на стенах заканчивались, а после виднелись осколки волчьих костей, окружённых чуть лучше сохранившимися охранными надписями. Стены спали, забывая себя и всё вокруг, омываемые сыростью, а картинка молчаливо гибла под слепой стихией.