Осень 1941 года, Калужская область. Мой прадед, председатель колхоза, название, к сожалению, не знаю, моя прабабушка Матрена и трое их маленьких дочерей, одна их них, старшая, 9 лет - моя бабушка Анна.

Как только стало ясно, что фашисты близко и скоро войдут в деревню, моего прадеда забрали в партизаны переводчиком, так как он знал немецкий, да и вероятность того, что его расстреляют или повесят немцы, была очень высока: председатель, коммунист, и семья его попадала под удар тоже. Шанс выжить без отца и мужа у них был выше. "Береги детей, Мотя", - последнее, что сказал прадед.

Но они просчитались. Мир не без "добрых" людей - как только немцы вошли в деревню, им тут же доложили, кто есть кто. Прабабушка Матрёна вспоминала этот эпизод своей жизни с ужасом на лице. Её выволокли из дома за волосы и в одной ночнушке, а дочек заперли в доме, обложили соломой, облили соляркой и подожгли. Через несколько минут истерики и криков прабабушка потеряла сознание. Очнулась она у соседки, лежа на кровати. Первой мыслью, говорит, было: щас встану, пойду удавлюсь. Но её остановила соседка, сказав, чтобы лежала и не дергалась: девочки живы и находятся у другой многодетной соседки, как будто бы это её дети.

Оказывается, случилось вот что. Когда дом подожгли, самая старшая дочь, моя бабушка, чуть подождала, когда сильней задымится, открыла маленькое окно дальней части дома, которое выходило в огороды, вытолкала туда сестер и приказала ползти на животе и не плакать. Потом огородами пришли к соседке. Та, зная, что происходит, обрадовалась, переодела их и выдала за своих.

Уже потом женщины деревни и моя прабабушка допрашивали маленькую Анну о том, как она додумалась вылезти в окно и не испугаться огня. Она отвечала: "Тятя пришел и окно показал". После этого моя прабабушка, говорит, поняла, что мужа ее и их отца в живых больше нету. Спас он дочек.

Похоронка на деда так и не пришла, война кончилась, он числился "без вести пропавшим", но прабабушка Мотя его уже не ждала - знала, что он не вернётся...