Тёмная ночь

Впервые я столкнулся с ним в возрасте шести лет. Я, как обычно, лежал в кровати, засыпая, думал о чём-то своём, когда в полной темноте заметил фиолетовое свечение. Снизу на противоположной стене светился мой узор, который я нарисовал флуоресцентной краской днём. Думаю, он меня спас. Потом я услышал шаги. Отчётливо: босое шлёпанье по полу. Умом я понимал, что этого не может быть в самом деле, потому что дверь оставалась закрытой, но тело дрожало от ужаса. Что-то идёт ко мне во тьме. Шаги прекратились.

Я лежал с закрытыми глазами, лицом к окну. Шлёпанье ног прекратилось позади меня: дальше от окна. Было страшно, из-под закрытых век текли слёзы. Незагрязнённое детское чутьё остро переживало присутствие того, что стояло за моей скрюченной в позе зародыша спиной. Наконец, собрав свою детскую волю в кулак, судорожно выдохнув, я повернулся. И прежде, чем мои глаза увидели то, что там было, оно рассеялось. Частично. Только лицо и руки, приблизившиеся ко мне, когда я повернулся.

Тут я наконец полностью убедился, что всё это не игра воображения. Кричать я не начал – не хотел пугать родителей. Постеснялся. Тогда я совершил вторую ошибку: я залез под кровать.

Оно не ждало.

Сначала услышал, а потом увидел, как опустилось на колени и, вытянув руки, полезно ко мне это создание. Мерзость. Его как будто не было, я сам видел, как оно растворилось. В лунном свете. Свет. Инстинкт самосохранения вклинил эту мысль в моё паникующее сознание, и я рванулся наружу, в другую сторону! Но сущность обхватила лодыжку вполне осязаемыми сухими пальцами, покрытыми как будто пергаментом. Я оказался на его стороне, отрезанный от света луны и своего рисунка. Свет всё равно выделял его на фоне полной тьмы, но не падал на него прямо и потому не рассеивал: я видел тёмный мешкообразный силуэт неопределённого пола. От головы шёл звук «Гн! Гн! Гн!..» как будто оно дышало. Звук тьмы. Рука подняла меня в воздух за шею и за секунду до того, как я оказался перед ликом этого воплощения мрака, открылась дверь и ворвался луч света от фонарика смартфона. Мама что-то почувствовала, даже сквозь сон. Я упал на пол, потому что державшая меня рука растворилась.

Сумрак

Вся моя юность прошла подобно сумеркам. Я жил, не живя. Не чувствуя вкуса еды, не общаясь со сверстниками. Любовь и дружба были для меня просто словами – я не думал, что чувства вообще реальны, потому что сам ничего не чувствовал. Остальные дети всё время сбивались в кучки, ссорились, собирались в другие, во что-то влезали, коллективно уходили с уроков в знак протеста против чего-то. Я не понимал: зачем?

Спал я всё время с включёнными по периметру комнаты лампочками. Не сильными, чтобы не мешали спать, а так – светодиодами. Я знал, что Гн не появится в прямом свете.

Родителей неоднократно вызывали в школу по поводу моей странности. Я слышал, стоя за дверью директора, как они ругались с директором и психологом, доказывая, что я не псих. Лично я был уверен, что полностью здоров.

Отец в принципе особо не вникал в мою жизнь, а мама, хотя и не успела увидеть того, что творилось в моей спальне в ту ночь, чувствовала что-то. Она интуитивно догадывалась, что там что-то было и всеми способами хотела защитить меня хотя бы от опасностей привычного всем мира.

Я рос физически, но моё эмоциональное развитие осталось там, на уровне того мальчика, который слышал дыхание мрака и из-за этого звука так странно назвал существо, явившееся ему той ночью: Гн. Всё, что врывалось в мою голову из внешнего мира, ранило меня, поэтому без всяких колебаний отвергалось. Я просто наблюдал, как растут другие. Как будто я чего-то ждал.

В семнадцать лет Гн забрало маму. Я снова услышал этот звук, но понял, что он раздаётся не в моей комнате, потому что в ней горели лампы. Когда я ворвался, отвратительные, похожие на клешни с пятью пальцами руки затаскивали её в никуда. Это сложно передать словами, но её тело на фоне всё того же непрямого света из окна двигалось во всех направлениях сразу – оно растворялось там! В последнюю долю секунды, когда я увидел маму, направив луч света на то место, где был её силуэт во мраке – это её широко распахнутые глаза в мертвящем, потрясающем ужасе и непонимании. И как будто укоре, что я не успел. А я ведь мог успеть!

Отец проснулся от луча фонарика.

Мрак

Я решил посвятить жизнь уничтожению этой твари. Какой бы бесформенной она ни была, она принимала человеческие очертания – значит она не всесильна. Избавиться от неё было легко: я знал как, но, чтобы добраться до неё, нужно перейти черту света, а значит войти в то пространство, из которого она соткана. Нельзя избавиться от неё, не добравшись, но добравшись, от неё уже не избавиться, потому что ты – во тьме.

У одного знакомого кабардинца я купил подержанный револьвер. Парень был молодой, но уже имел какие-то связи с преступным миром. Стоило трудов склонить его к этой сделке. Он часто бравировал своими связями и даже как-то сам достал пистолет (это и навело меня на мысль), но, когда я обратился к нему по-серьёзному, он долго увёртывался, ссылаясь на какие-то туманные понятия или просто пропадая. Но я его дожал. Кажется, это была его первая сделка такого рода. И кажется, он вовсе не в интересах своего преступного клана действовал, а попросту украл пистолет. Но для меня и моей цели это не имело никакого значения.

Все эти слова про месть и холодные блюда – чушь. Когда действительно хочешь отомстить, хочется разорвать объект ненависти на куски и насладиться вкусом его крови, и всё это нисколько не уменьшит удовольствия.

Это был старый, дореволюционный револьвер. Жуткая железка, но, ночью, когда даже пьяные крики местных отбросов стихли, я зашёл в гаражи и сделал выстрел. Он работал.

Ночные дежурства – вот, что стало моим образом жизни. Я не спал каждую ночь – отсыпался днём. А ночью я сидел около окна, лицом, повернувшись к центру комнаты, с дрожью в суставах ожидая появления твари.

- Гн, где ты?! – заорал я, когда однажды мои нервы сдали, и я больше не мог трястись, ожидая, когда меня утащат во тьму.

Соседи постучали по батарее. Пять минут спустя. Тупые.

Я каждую ночь садился спиной к окну. К окну, откуда всё время падал какой-нибудь свет. Хотя моей целью было погружение во тьму, я сидел на свету. Мне было страшно. Страшно до одури, до боли в мозгах. Моё лицо сводило судорога. Гн не появлялся потому, что не сможет забрать меня. Тьма ждала, когда я останусь с ней наедине.

«Вот он, настал черёд!» - подумал я, когда луны на небе не оказалось. Было не то новолуние, не то пасмурно. Зато был свет уличных фонарей.

- К чёрту, - сказал я вслух.

Встал и пошёл к стене, неся в руке стул. Пора было заканчивать.

Мороз впился в каждую клетку моего тела. Было так страшно, что я щёлкал зубами в буквальном смысле этого слова. Руки тряслись, как у куклы, которую трясущийся от смеха кукловод дёргает за ниточки.

Но потом я уснул. Мне приснилось жутко значимое и объёмное по содержанию, но краткое по форме выражение, во сне я даже обрёл способность контролировать процесс его формирования своей волей, вытачивая наиболее острую формулировку. А когда я проснулся и встал со стула, чтобы пойти к столу и записать, разогнувшись, увидел силуэт головы. И повсюду бил, как колокол вечной ночи, «Гн! Гн! Гн! Гн! Гн! Гн! Гн! Гн! Гн! Гн! Гн!».

Я с тех пор общаюсь через сны. Могу рассказывать людям тёмные истории. Да, я есть, но я нахожусь постоянно и повсюду. От этого хочется умереть, прекратить это! Но это невозможно. И в сознании бесконечно, как колесо со сломанной спицей, прокручивается то выражение, которое было таким ярким и значимым, но отчего-то вытеснилось из памяти, и теперь у меня есть только мысль о том, что оно было.

Пожалуйста, передайте краткий дневник моей жизни другим. Может, он кому-то будет уроком. В любом случае, чем больше людей станет обращаться ко мне своими мыслями, тем больше мгновений бесконечно короткого счастья будут утолять мою мрачную жажду.