Был у меня приятель-сосед, можно даже сказать, «подружка в штанах». Нет, никакой голубизны в нем не было, а все как раз наоборот: никак не мог выбрать из своих женщин ту единственную, чем напоминал мне Агафью Тихоновну из «Женитьбы» Н. В. Гоголя: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича — я бы тогда тотчас же решилась. А теперь поди подумай!».

Как-то раз в одну из посиделок, под влиянием какого-то литературного произведения, то ли договорились, то ли доспорились мы до того, что решили: кто раньше умрет, тот придет и расскажет о том, есть ли жизнь после смерти, и как там вообще все устроено.

Никто и подумать не мог, насколько быстро легкомысленные слова обернутся правдой.

Прошло совсем немного времени. Я вышла замуж, уехала и потеряла из виду свою «подружку».

И так совпало, что именно в этот период он умудрился пристраститься к наркотикам, очень быстро «сгорел» и умер.

Последняя встреча наша была плохой: он уже ничем не напоминал того жизнерадостного парня, которым был раньше, а превратился в какое-то жалкое, скрюченное и полубезумное существо, о чем я не преминула жестоко сказать. А объяснять, по сути, уже было некому: он ничего как будто и не слышал, а через несколько часов его не стало.

И начался кошмар. Я не могла понять – откуда этот животный, липкий страх? Спать по ночам не могла из-за какого-то экзистенциального ужаса.

Думала: «Обидела человека, не подала руки помощи (хотя чем можно помочь совсем законченному наркоману?), вот теперь терпи».

На пятидесятый (не сороковой!) день после смерти он пришел. В смысле, приснился, конечно, но сон был из тех снов, которые больше, чем явь (кто такие «сверхреальные» сны видел, тот поймет).

Весь такой светлый, но почему-то в квадратных, точнее, прямоугольных (честное слово) синяках на лице. При этом спокойный, с какой- то глубинной отрешенностью от всего суетного.

Я обрадовалась: «Как ты там... (чуть не ляпнула «живешь»)?». Ответ был таков: «Не торопись туда. Там очень плохо. Мы там лежим как в больнице. Я знаю, что через год уйду. Но как и куда – не знаю».

И всё. Мои страхи как рукой сняло: снова солнце засияло. «Жить стало лучше, жить стало веселее» - как сказал товарищ Сталин в черт знает каком году.

Мораль этой, в принципе, довольно банальной истории тоже вполне проста: нельзя мешать божий дар с яичницей, а высокое и вечное - с пошлой болтовней о смерти.