Я сама из рода Овражных (будете печатать мое письмо, так и укажите). Мои родовичи все были знахарями. Муж мой Кирилл из рода Сташко, их род тоже был в хороших мастерах. Познакомились мы с ним много лет назад. Пришел он ко мне в первый раз за корнями, которые ему нужны были для человека, которого он в то время лечил. Я всегда делилась со знахарями, так как заготовляла очень много трав и корней, была не ленива. Очень любила искать их по лесам и полянам.

Я не удивилась тогда, что он пришел. Вы ведь сами знаете, что все мы слухом пользуемся. Засиделся он тогда в разговорах допоздна, и я оставила его ночевать. Утром, когда ко мне пошел народ, он попросился посмотреть, как я принимаю, как бы опыт перенять. То, что он сильный мастер, я сразу поняла — дельные советы давал. Двум-трем посетителям сам сказал, что и где у них болит и даже имена их назвал. У меня не было мысли, что он покрасоваться решил, было видно, что он очень любит нашу работу, аж руки зудят, так ему хотелось участвовать в приеме. Мне он понравился.

Когда народ разошелся, стали чай пить, и он сказал, что вот бы ему жену такую, как я. Вот была бы пара: оба хорошие знахари, могли бы людям помогать, да и легче вдвоем. В общем, мы с ним сошлись и стали жить. Все бы хорошо, и старателен и технику мне соорудил, чтоб я корни и травы через мясорубку не крутила, ведь руки от этого в мозолях кровавых, но вот только очень тяжелый у него оказался нрав. Все чтоб было только по его. Например, стала я подумывать родить, он мне и говорит в тот же вечер:

— Я знаю, ты задумала забеременеть, но ведь ты хочешь девочку, а я хочу сына. Так вот я буду заговор читать, чтоб не девка народилась, а парень.

Но для Вас, для уважаемых мастеров, не секрет, что наши тайные знания разрешают не только проблему бесплодия, но и пол человека. Я стала уговаривать мyжa уступить мне в моей сокровенной мечте, что я всегда мечтала, чтобы у меня была дочь, умница, помощница, и чтоб науку свою я ей смогла передать. Ведь в нашем роду только женская кровь принимает избрание. Как он это услышал, заорал, затопал, говорит, что в его роду только по мужской крови передается ремесло знахаря.

Решила я его перехитрить. Дала ему сонной травы, он три дня проспал, а мне как раз столько и нужно было, чтобы выпросить через матерь плодородия семя женское, а потом уже его заклинания о мужском семени будут пустые. Ну да правила-то Вы, матушка, знаете. Муж, конечно, свое шептал, только когда я уже забеременела, поздно было колдовать, дело мною было сделано.

Наступил день родин. Как узнал он, что я дочурку родила, не поверил. Стал пытать, что да как. Ну, я, понятно, молчу, говорю, мол, у тебя что-то не получилось, может, слово какое в заклинании пропустил или день перепутал. Но он хитрый, не поверил, пошел ночью на кладбище и у своих мертвых спросил. Утром пришел белее снега, злее злого кобеля цепного. Говорит:

— Так вот почему я три дня отсыпался, не потому, что силы на больного отдал, как ты говорила, а потому, чтобы я не помешал тебе семя женское выпросить. Ну, гляди, ты еще пожалеешь! Не, по-моему, так и не, по-твоему, будет.

Через день наша доченька померла. Я заговаривала и шептала и вымаливала, а она на глазах истаяла, как свеча потухла. Оказывается, он все это время крест под правой пяткой держал да про себя отпевал нашу дочь. Это же надо иметь такое сердце волчье. Про крест и его труд против помощи моей дочушке он потом объявил, когда время ушло. Горевала я сильно, да он от тоски меня стал зашептывать, я и отошла.

Шло время и вижу я, что, кроме денег, нет у него ничего святого. Иногда дает человеку траву или корень совсем не от той болезни, с которой пришел человек. Я ему говорю:

— Зачем ты Бога гневишь, ведь не помогут ему эти корни.

А он говорит:

— Хуже все равно не будет, чем у нее теперь есть. Я не виноват, что у нас нужные корни закончились, а так ей все какая-то надежда, а мне денежки.

Еще злее стал, когда деньги пропали при дефолте. Берется лечить даже те болезни, которые не знает, как их следует править. Я если не знаю, открываю книгу и ищу, a он злится, все швыряет, говорит больным, что жена не умеет лечить, заходите, мол, в мою комнату, я пособлю. Говорит:

— До Бога высоко, а нам нужны деньги, чтоб на старость накопить.

Я ему говорю:

— Тебе и так много лет, иные так долго и не живут.

Дело дошло до того, что я решила от него вовсе уйти к своей племяннице. Люди меня и там отыщут, кому надо. Бог приведет. Помогать я умею и делаю это с совестью. Губернатор наш приходил, просил, и я его жену от рака вылечила. Нет больше терпения видеть его лицо злое, и так с ним столько лет промучилась, слово против не стерпит, все чтоб по его воле. Да и дочь нашу не пожалел, чтоб только по его было. Не могу простить ему.

Ушла, а через день он заявился, и все в своем стиле, нет, чтобы поуговаривать, ведь старый, один остается. Нет. Пришел и рявкнул:

— Быстро собирайся, там люди сидят, ждут королеву хренову, а она характер свой тренирует.

От обиды я перед иконой встала и поклялась, что отрекаюсь от мужа, который был всегда жаден, груб и с совестью живет поврозь. Знала ведь характер его, что просто так от него не уйти, да все же надеялась, ведь не один десяток лет вместе. Думала уйдет бескровно, должна быть жалость хоть кaкaя-тo, но он как закричит:

— Копеечки не возьмешь из нажитого, метра жилья не получишь. Будет тебе ровно два метра могилы.

Собралась я с духом и говорю: «Да оставь все себе. А в чужую еще никто не лег, и у меня своя будет рано или поздно. Сколько проживу, столько и проживу».

И тут на мое удивление он говорит, да тихо так, почти шепотом (а ведь мы с ним только вдвоем в доме были). Именно этот тихий шепот меня в шок привел. Смотрю на него, а он медленно встал на колени и перекрестился:

— Ты забыла, видно, а может, по глупости не поняла, что я не простого роду-племени. Мой отец был всемогущ и меня научил. Сейчас я буду читать молитву, а ты будешь медленно умирать, и никто знать не будет, от чего ты умерла. Дам я тебе жизни ровно триста дней. Если ты одумаешься, приди и поцелуй мою правую руку, и только тогда я сниму свое заклятье. И не больно надейся и гордись, ведь поняла ты, наверное, что никого я не пощажу, если даже свою кровь, единственную дочь, не пожалел. А в доказательство тебе, все в этом доме, кто тебя, приблудную корову, приютил, вымрут и гораздо раньше, чем ты успеешь их отчитать.

С этого момента на меня напал столбняк. Я стояла, видела, понимала, слышала, но ни рукой, ни ногой двинуть не могла. Застолбил он меня, видно, чтобы я не помешала ему читать заклинание на смерть. Потом встал и ушел, а вечером пришли с работы племянницы и сказали, что Людмила упала с крана и разбилась. Она была крановщицей. Еще сорок дней не прошло, как разбились ее сын со снохой. Осталась я одна. Дивные и страшные дела творятся вокруг меня, видно, послал он черта ко мне в хату: двери открываются и закрываются. Посреди ночи просыпаюсь оттого, что огромный черный кот лапой мое лицо трогает. Свет сам собой включается и выключается. Сама я не живу, а доживаю. Ни одна моя молитва не действует. Читаю, слова путаются и забываются. Ноги и руки распухли, и сделалось мне страшно. И знаю: два века никто не живет, но и так умирать тоже не хочу. Молю Вас всеми святыми и пaмятью Ваших предков и славными делами моего рода, будьте судьей в моем споре, будьте подмогой и защитой. И пусть все, кто из мастеров меня знал и знает, помолится за меня.