Продолжаю публиковать истории, рассказанные мне десять лет назад, моим попутчиком Алексеем, или просто Лехой. Эти события произошли также на Среднем Урале, в родном городке Алексея, затерянном в огромной Свердловской области. С главными героями этой, не то чтобы прям удивительной, но любопытной истории, ни я, ни мой рассказчик лично знакомы не были. Как говорится, продаем, за что купили.

В конце 90-х, начале 2000-х годов работала в одном из государственных учреждений того самого маленького городка, женщина с достаточно редким именем-отчеством: Олеся Фроловна. Её отец, Фрол Иванович был обычным шахтером, еще во времена союза получил, при обвале в шахте, травму позвоночника, и был досрочно выведен на пенсию, по выработке спец. стажа и в связи с полученной инвалидностью.

Глубоким инвалидом он, разумеется, не был. Сам передвигался, сам себя обслуживал, ну и умственно был человеком совершенно дееспособным. Вполне еще крепкому мужику под «полтинник» оказаться выброшенному из жизни было морально очень тяжело. А тут еще все эти события, рвавшие страну на части. И будто-бы мало горестей было человеку, самое страшное потрясение — любимая жена, за год «сгоревшая» от рака.

Единственная дочь Олеся, хотя и не была дурна не внешностью не умом, потихоньку превращалась в синий чулок. Ни мужа, ни детей. Работала специалистом, кажется, в ЗАГСе. Несколько неудачных романов, разочарование в себе и в жизни, покорность судьбе и вечера у телевизора.

На момент этой истории, ей было уже около 40, а отцу что-то слегка за 60. Жили в скромной «двушке» небольшого двухэтажного дома, по типу того, какой описывался в истории «Двое на чердаке». Олеся тянула свою гос. службу, Фрол Иванович подрабатывал по мелочи – где кому шкафчики повесить, где кран починить, где розетку провести – на все руки был мастер. Денег вполне хватало, в материальном плане всё было неплохо, но видимо смерть жены, неустроенность дочери, да и своя нелегкая жизнь тяготили бывшего шахтера.

Фрол Иванович всё больше стал прикладываться к бутылке. Олеся это конечно замечала, но особо не препятствовала – одна у старика радость осталась: «беленькой» под хорошую закуску побаловаться. Тем более пил старик тихо и мирно. Дебошей не устраивал, на утро в похмелье не трясся. Опрокинет …цать рюмочек, да и засыпает на своем диванчике перед телевизором. Ночью проснется, перебирается на кровать. Сначала эта история была по пятницам, потом стали прихватываться выходные, ну а далее почти каждый вечер проходил по заведенному ритуалу. Всё чаще, и сама Олеся стала составлять отцу компанию.

Был, правда, один нюанс, который её во всем этом настораживал. После первых выпитых рюмок, отец начинал звать какого-то Кузю. Мол, это его лучший друг, который приходит пропустить с ним рюмку, да поговорить за жизнь. Вначале женщина только и посмеивалась – не зря в народе говорят: старый, да малый. Выдумал старик себе воображаемого друга. Не раз по утрам она пыталась расспросить отца, что, мол за Кузя такой, но тот только зло отмахивался – чего по пьянке не наговоришь.

Но вечером, после очередной дозы огненной воды, становился более разговорчивым и всё активнее рассказывал про своего сумрачного дружка. Но всегда какие-то разные сведения, то Кузя горный инженер, то директор шахты, то его (Фрола) старый друг — проходчик. Кузя был то молодым, то старым. Рано или поздно, Олесе вся эта история надоела. Ну, Кузя и Кузя, черт с ним. Всё как у Высоцкого: он то плакал, то смеялся, то щетинился как ёж, он гад над нами издевался! Ну, сумасшедший, что возьмешь?!

Так прошло несколько лет. Фрол Иванович «по пьянке» всё рассказывал про Кузю, а когда бывал трезвым становился всё более замкнутым и угрюмым. Принятие «на грудь» стало начинаться уже не с вечера, а с обеда. По утрам всё чаще тряслись руки. Дочь Олеся, от тоски и безысходности, сама всё сильнее погружалась в объятья Бахуса, на отца она фактически махнула рукой. Ну и случилось то, что и должно было случится – однажды утром Фрол Иванович не проснулся.

Траурная суета, конечно, сильно облегчалась связями чиновницы, но всё равно приятного в ней было мало. Основным вопросом был: где похоронить? В городе было три кладбища, одно прямо в городской черте, самое, если можно так выразится, элитное, но давно закрытое. Тихое, уютное. В пешей доступности от дома. Другое было за чертой города, в соседнем поселке. Огромный полигон, уходящий за горизонт. А третье, в народе вообще называлось Кобылинским болотом – гробы опускали прямо в воду. Там в основном хоронили безродных и бродяг.

Мать Олеси была похоронена на первом кладбище, но уже буквально втиснута прямо около самой дороги, прихоронить к ней отца было физически не возможно. Да и кладбище, давно закрыто. Лазейки, конечно, существовали – при наличии захороненных здесь близких родственников усопшего и технической возможности. Комендант кладбища, с фамилией заканчивающейся на …ич был человеком за родину не обиженным, и мзду брал охотно. В общем, упокоился Фрол Иванович не так далеко от жены. В тесноте, да не в обиде.

Минуло 9 дней, потом и 40, за ними полгода. Ближе к годовщине, планируя ставить памятник, Олеся прибиралась на могиле. И за одно, решила убрать старую траву с соседнего холмика, к которому её отца прихоронили буквально вплотную. Убрав засохшую траву, выдергав кусты сорняков, добралась до почти ушедшего в землю маленького железного памятника, с облупившейся красной краской на железной звезде, и едва различимыми выбитыми буквами, на железной табличке: Митин Кузьма Михайлович. Умер в 1961 году. Она даже сначала и не поняла, не вспомнила. Лишь уже дома, до Олеси вдруг дошло — Кузя. Соседа отца по вечному пристанищу звали Кузя. Бывает же такое.

А спустя какое-то время приснился Олесе Фрол Иванович. Стоят они на холме, в котором уже едва-едва угадываются очертания кладбища. Везде зеленая трава, лишь небольшие заросшие холмики напоминают о бывшем погосте. Яркое солнце на безмятежно синем небе, в низу бежит небольшая речушка (в действительности там лишь старый, почти засохший, ручей) с прозрачной водой. Много-много людей, словно бы пикник какой-то. Все ходят мимо бугорков, здороваются друг с другом, чем-то угощают. И счастливый отец показывает на стоящего рядом скромного мужика, в белой рубахе, мол, знакомься, вот он Кузя.

Финал этой истории простой и закономерный, пережила Олеся Фроловна своего отца лет на 15, кажется. Год за годом она всё сильнее сползала в объятия Бахуса. Сказать, что опустилась – нет, но последние годы жила в одиночестве, подкармливала бездомных кошек, ни с кем особо не общалась. А выйдя на пенсию, совсем замкнулась и, видимо, полностью отпустила тормоза. Вскоре её не стало.

Похоронили Олесю на другом, большом кладбище. И то спасибо бывшим коллегам, помогли, не дали закопать как безродную на Кобылинском болоте.

Говорят, что для мертвых расстояние не важно, возможно, что Фрол, Кузьма и Олеся и сейчас где-нибудь тихонько соображают на троих.