Я – любитель холодного оружия. В моих руках побывало очень много интересных, различного размера и назначения, ножей (именно этот вид холодного оружия мне по́ сердцу). Но я не держал их на полочке под стеклом, как коллекционер. Нож создан для дела, не для любования. А то, что нынче выставлено в музеях или магазинах на всеобщее обозрение, честно признаюсь, не всегда даже глаз радовает.

Здесь хочу рассказать историю одного ножа, который появился у меня с четверть века назад. Ножичек небольшой, сантиметров двадцать - двадцать пять с рукояткой. Но в умелых руках и этакий малыш дел может наворочать – мама, не горюй!

Когда я первый раз взял его в руки, сразу почувствовал – мой. Он лишь лёг в ладонь - сразу слился с ней в одно целое. Удобная эбонитовая рукоятка, казалось, даже излучает тепло, как живое существо. А клинок был особой формы. Тыльная сторона прямая, режущая часть скошенная под ровным углом к острию. Держа в руках этот ножик, невольно чувствовалось непреодолимое желание тут же пустить его в дело. В доброе, разумеется!

До меня хозяина у ножа не было. А сделал его один умелец-сиделец с зоны особого режима. Причём, вскоре после того, как я получил этот ножик, умелец кончил очень плохо. Если в двух словах, не вдаваясь в подробности: рубанул топором по темечку сотрудницу администрации колонии, а сам следом удавился (или удавили) на проводе, тут же в коридоре АБК (он был на хорошем счету и подвизался кем-то вроде дневального в администрации). Женщина, с трудом, но выжила. Правда, стала психически и физически неполноценным инвалидом…

Со своим ножичком я практически не расставался. На верхней повседневной одежде нашил скрытых кожаных карманчиков под него. Удобно же, когда такая вещица всегда под рукой! То карандаш заточить, то картошку почистить…
Нож мне достался острющий, как бритва. И сам я его постоянно в форме поддерживал. Да он и не тупился почти. Не знаю, что за сталь такая, но консервные банки, словно бумажные, вскрывал, без всяких усилий.

Вот только эта острота мне частенько выходила боком. Постоянно ранился об его лезвие. В первые годы кровушкой попоил малыша на славу! Потом, конечно, наученный опытом, осторожнее стал с ножом обращаться. А вот другие бедолаги, когда им по каким-либо надобностям ножичек попадал в руки, резались и кололись по полной программе. Все домочадцы, а также большинство близких родственников и товарищей, хватанули лиха от безобидного с виду малыша. Причём, со временем стала прослеживаться странная закономерность. Каждый очередной травмированный страдал больше предыдущего. Так, если тётке он, самопроизвольно свалившись со стола в саду, «всего лишь» вонзился в ногу, то позже, старому приятелю Владику чуть все пальцы на руке не скосил, когда тот сдуру за лезвие его зачем-то ухватил. Да и мне самому потом не хило досталось. Хотя тоже по собственной же халатности. Во время работы над строительством сарая в саду машинально сунул нож в правый карман рабочей куртки, а потом, забыв про него, присел на корточки. Тут-то он и впился своим ненасытным остриём мне в бочину! Глубоко, но, слава Богу, ливер вроде не задел. Хотя заживало долго.

Была ещё интересная особенность у странного ножика. Если я его раскручивал на какой-нибудь столешнице, как волчок (центр тяжести ножа был точно посередине, вертелся хорошо), то когда он замирал, остриё лезвия всегда было направлено в мою сторону. Хоть закрутись, по-другому не получалось! Когда рядом подсаживался кто-то ещё, то и в его сторону мог остановиться, но никогда в пустоту.

С этим ножичком я и таскался везде – что на охоту, что на рыбалку, что по грибы… В дальнюю дорогу тем более брал с собой. И вот раз отправился в Кисловодск, отдохнуть в ведомственном ментовском санатории. На поезде. Во время поездки парни из другого купе попросили нож колбаску порезать. Дал, конечно. А они, как в воду канули! Через полдня справился у проводницы. «Так, говорит, сошли касатики, уже пару станций как…»
Вот досада! Проворонил такой нож! Ну, народ пошёл лихой!...
Ладно, хоть и было очень жаль потерянную вещичку, но чего ж тут поделаешь. Забыли, дальше едем.

На следующий день (а ехать, по-моему, суток трое пришлось) в вагоне посреди тишины и спокойствия, нарушаемых лишь стуком железных колёс, вдруг труба-гроза! Проводницы забегали, потом начальник поезда с каким-то мужиком прискакал. Все толкутся у одного из купе в нашем вагоне. Подошли тоже, смотрим. А там дядечка кровью обливается. Располовинил себе кисть руки между большим и указательным пальцем сантиметра на три в глубину! С помощью вагонной аптечки кровь остановить никак не могут.
Тут я случайно бросил взгляд на столик в купе – ба! Вот он мой, родименький! Лежит и не жужжит! Как говорится, сделал дело…

Оказывается, ножик не парни унесли, а этот мужичок решил прикарманить. Классная же вещица, в хозяйстве пригодится. Вот и пригодилась!

Вобщем опять мы с ножичком вместе путешествуем!
За три недели в санатории ничего сверхъестественного не произошло. Да там таковский предмет почти без надобности. Консервы открывать не надо, сараи строить тоже…

Обратно домой ехал я ещё веселее. В купе, кроме меня, заселились дедок лет шестидесяти и двое бойцов-контрактников, ехавших из командировки в горячей точке. С одинаковыми короткими чубчиками на стриженных буйных головушках.
Едва поезд стартанул в северном направлении, к солдату́шкам подвалили их коллеги из других купе. Естественно, не с пустыми руками. И началась веселуха. Мы с дедком в самом начале угостились парой рюмашек, надеясь, что на том гулянка и закончится. Но не тут-то было!
Ребятки вошли в раж и на каждой большой станции на место опорожненных литровок с водярой ставились новые. Дед смотрел на эту вакханалию и бормотал: «Мне, итить, воды столько не выпить, сколь они сорокоградусной хлещут!»
Если честно, такая обстановочка на третьи сутки порядком стала напрягать. И я больше времени проводил не в своём купе, а у соседей, в картишки играючи. Или в вагоне-ресторане просиживал за куриной ножкой перед телевизором.

И вот, вернувшись в очередной раз в свой вагон, застаю такую картину…
Крик, суматоха, бойцы пьяные толпятся у нашего купе вперемешку с пассажирами и проводниками. Подхожу ближе, гляжу – чьи-то ноги на полу из дверей торчат. Не шеволются. Дедок тут откуда-то вынырнул, передаёт последние сводки новостей:

- Ребятушки-то до того упились, что меж собой начали разборки! И дошло, вишь, до смертоубийства! Один другого ножиком в бок пырнул, а может, и не раз!.. Сам в своём купе заперся. А этот, резаный который, вон у нас лежит, весь в кровище. Не знаем, живой ли?..

Короче, на очередной станции – скорая, милиция, опросы, протоколы... Ножичек окровавленный из-под лавки достали… Вы уже догадались, какой.
Я, конечно, не стал претендовать на собственность. Тем более, его всё равно в качестве вещдока изъяли…

Несмотря на столь кровавую историю ножа, иногда жалею о нём. А ощущение его тёплой эбонитовой рукоятки в руке до сих пор не покидает. Всё-таки мистика – это неотъемлемая часть холодного оружия, что бы ни говорили невежды или люди, далёкие от данной темы. Недаром в старину самую лучшую для клинков сталь – булат, ещё в процессе ковки питали живой человеческой кровью. Видно, и для того тоже, чтобы в последующем она ещё больше этой кровушки попила…

Вот так и закончилась история с ножичком-кровопийцей. Для меня, по крайней мере.
Парнишку порезанного, кстати, ещё живого скорая увозила. Надеюсь, молодой организм всё же справился с серьёзным ранением.

11.11.2016