Другой армейский случай, о котором рассказывал коллега по работе Александр, произошёл с его товарищем Славой (Славяном). Тот служил в начале 80-х годов киномехаником в хозвзводе одной из воинских частей Хабаровска.

В задачи киномеханика полка входили не только привоз и показ фильмов по выходным, но и куча прочих общественно-полезных дел, как то: включение марша на утренних разводах, выполнение функций звукорежиссёра на концертах приезжих артистов и массовых мероприятиях полкового значения, обеспечение порядка в клубе и много ещё чего, в том числе, создание наглядной агитации. Вот и той зимой, как всегда «аля-улю срочно» потребовалось написать очередной транспарант с типовым советским лозунгом, чтобы вывесить к приезду какой-то проверяющей шишки над крыльцом штаба. Начальник клуба капитан Халявко дал задание Славяну не смыкать глаз всю ночь, чтобы к утру транспарант был готов. И краску приказал использовать нитро, дабы сразу высохла и с рассвета плакат очутился на нужном месте.

Основой транспаранта являлась деревянная конструкция, обитая жестью, длиной метров восемь и шириной с метр. Славян разместил её посреди сцены клуба в пустом зале и, закончив с дневными делами, после отбоя принялся за работу. 

Клуб находился на окраине расположения части, метров в двухстах за кочегаркой. Вокруг только пустырь, забор ограждения и больше ничего. Зданию клуба по виду было уже несколько десятков лет. Одноэтажное барачного типа строение, с прогнувшейся покатой крышей и вздувшимися кривыми деревянными полами. Зал мест на двести с привинченными к полу рядами деревянных жёстких допотопных «кресел». Но отопление в клубе работало, так что, несмотря на колотун градусов в минус 25 снаружи, внутри было достаточно тепло.

Вот в такой приятной обстановке Славка и выводил по жестянке очередное «Да здравствует…». Освещение включил (по приказу экономного начклуба) только над сценой, а зрительный зал оставался погружённым в темноту. 

Когда половина работы была сделана, киномеханик решил передохнуть и сел на стул на сцене, повернувшись в сторону тёмного зала. Вот тут-то его словно в ледяную прорубь скинули! Мурашки вцепились в каждую клеточку тела от макушки до пяток… В сумерках зала, посередине, неподвижно сидела человеческая фигура. Различим был только тёмный силуэт. Славян ясно помнил, что сам закрывал главную дверь клуба изнутри. А чёрный вход давно никто не использовал, да и находился он за сценой. Кто мог проникнуть, да ещё так бесшумно, в запертый со всех сторон солдатский клуб? Привидение, что ли?!

Включить свет в зале, чтобы рассмотреть незваного гостя, Славян не мог, так как выключатель находился на противоположном конце помещения, у самого выхода. Несколько секунд он просто молча всматривался в неподвижную фигуру. Потом крикнул: «Э! Ты кто такой?»

В ответ гробовая тишина. Силуэт в зале даже не пошевельнулся. Парень разозлился и, уже окончательно придя в себя, стал спускаться со сцены, напустив на себя как можно более угрожающий вид. Чуть отвлёкшись на ступеньки под ногами, опустил на секунду голову, а когда снова поднял глаза, с удивлением обнаружил, что фигура в середине зала исчезла. На всякий случай, прошёлся вдоль рядов, заглядывая между ними – не залёг ли враг там? Нет никого! Добрался до выключателя, врубил свет, ещё раз осмотрел всё – ни одной живой души. Что за чертовщина?! Не может быть, чтобы показалось! Неужели так краски нанюхался? Вот блин-душа!..

Не выключая в зале свет продолжил покрасочные работы. К утру всё было готово. Валясь от бессонной ночи, передал плакат прибежавшему с самого ранья капитану Халявке. Тот был не один, а с дюжиной бойцов-молодцов, которые и водрузили произведение плакатного искусства на требуемое место, благо, нитро-краска уже подсохла.

Но провисел транспарант всего несколько часов. От мороза свежая краска отслоилась от жестяной основы, и результат непосильного труда всей бессонной ночи осыпался на заснеженный козырёк штабного крыльца! Досаде Славяна и гневу начклуба Халявки не было предела.

- Мать-перемать!!! Бери масляную краску и, растуды-сюды, делай всё по-новой!!!

Так что пришлось бедному киномеханику и вторую ночь куковать. Днём отколупывал остатки своего ночного труда, грунтовал масляной краской фон, потом сушил тёплым вентилятором для ускорения процесса. А после отбоя опять за писанину принялся. Халявка сидел с ним часов до десяти. Освещение в зале не разрешал включать, в целях экономии электроэнергии. Потом убрался наконец домой. Славян не стал сразу после его ухода свет полностью врубать, так как хитрый хохол мог нежданно нагрянуть вновь в любой момент и разораться. Запер за ушедшим начштаба дверь и вернулся на сцену, к краскам и кисточкам.

Постепенно работа увлекла, парень старательно выводил буквы красным по синему… Как вдруг ощутил чьё-то присутствие. Резко обернулся в зал и… на том же месте, что и прошлой ночью увидал знакомый тёмный силуэт!

Раскрыл было рот, чтобы крикнуть что-нибудь типа «Эй, алё гараж!», но тут же осёкся, вмиг осознав нереальную суть происходящего. Может, то и не человек вовсе?! И что ждать от непонятного существа в пустом тёмном клубе. Если даже заорать изо всех сил, никто ничего не услышит. Ближайший человек – это кочегар в гудящей кочегарке за двести метров отсюда. Да и тот дрыхнет, как обычно, среди своих мазутных тряпок и угля…

А силуэт непонятного существа всё так же не шевелился, но виден был чётко. Потом, в полнейшей тишине, нагнулся и скрылся за спинками предыдущего ряда сидений. При этом не издав ни скрипа, ни стука седушкой. Парень, уставившись испуганным взглядом в зал, прождал минут десять. Фигура не появлялась.

Не дождавшись, Славка, подбадривая себя матюками, спустился в зал и включил свет. Заглянул в проход того ряда, где сидела фигура, но опять ничего не увидел. Ходить по рядам и заглядывать под каждое кресло он не решился, да и некогда было. Надо заканчивать с этим ночным рисованием. А то так и крыша съедет от краски и недосыпа!

Поднялся на сцену и, постоянно озираясь в зал, кое-как дорисовал транспарант. Не дожидаясь утра почти бегом вернулся в казарму, наконец-то забурившись на долгожданную койку.

Утро началось с ЧП. Оказалось, что вторые сутки никто не видел кочегара. Его сменщик заступил на вахту, думая, что тот уже в казарму ушёл, и в казарме его поначалу тоже не хватились. У кочегаров был свой график. Служба почти как у гражданских – ни караулов, ни построений. Да и за внешним видом их никто не следил, вечно ходили перемазанные с ног до головы, как черти. Поэтому пропажу бойца обнаружили не сразу. В самоволке загулял? Всё может быть, но в набат бить не стали, погуляет – вернётся.

А Славяна начклуба заставил клуб в порядок приводить, к торжественному мероприятию. Невыспавшийся воин после завтрака двинул в клуб и принялся за уборку. Чего только из-под кресел после солдатни не выметалось! Расчёски, монеты, ручки… не говоря уж про окурки. Но то, за что зацепился веник Славяна под креслом в середине зала, было из ряда вон! Шикарнейший перламутровый портсигар зэковской работы. Красииивый!!! Славка хоть и не курил, но находке очень обрадовался. Вот только вовремя прибрать к рукам не успел. Пока стоял и любовался, сзади двое сослуживцев подошли и увидели. Один тут же узнал вещичку и выдал:

- Это кочегара нашего! Ну, ищут которого. Обронил, во время киносеанса, наверное…

Что ж, жаль, но вернуть придётся. После того, как кочегар найдётся. А пока у меня полежит.

И кочегар нашёлся. Через три дня. Когда завонял в углу под кучей тряпья в своей кочегарке. Он там пролежал в своих промасленных фуфайке и ватниках, никем незамеченный, все пять дней. Умер то ли от внутреннего кровотечения, то ли от сердца. 

Хоть и удивительной красоты портсигар был, но отдал его Славян, не раздумывая, командирам в штаб, чтоб положили к оставшемуся нехитрому скарбу покойного солдата-кочегара, да передали родным.