Миша копал долго. Копал усердно. Пот струями стекал со лба, мышцы спины и рук изнывали от усталости. И всё же он упорно, раз за разом, вонзал острие лопаты в землю. Не потому что любил копать или не умел остановиться. Нет. Просто его сильно поджимало время. Солнце уже катилось к закату. Каких-то пару часов и упырь, последние несколько дней мучавший его жену, в очередной раз раскроет глаза. Бывший ейный муж, которому Миша помог сойти в могилу, и который хрен его знает как, нашёл способ припереться обратно. Заложными, вроде бы таких кликали. По крайней мере бабка ведунья, с дальнего конца деревни, к которой он обратился за помощью, ровно так и сказала. Типа не завершил дел каких-то при жизни, вот и припёрся. Завершать. А какие у него в деревне могут быть дела? Землями не владел, богатств не нажил. Детей не растил, а окочурившись лишился и последнего - жены.

Со своей стороны Миша признавал, поступил он, конечно, нехорошо, не по совести. Да ничего поделать с собою не мог. Любил Ирку сильно, глаз при встречи отвести не мог от красоты её неописуемой, и зверел от одной только мысли, что прибывала она в обществе другого. Чего уж там о замужестве говорить? Но если у покойника вопросы какие по этому поводу имелись, то к нему бы и шёл. А этот, зараза, нет, айда бедную женщину изводить. Казалось бы, всё, прозевал ты счастье своё, забудь и смирись. Но нет, ходит и ходит… тварь настырная. А ей бедняжке ещё одну ночь в хладных объятьях мертвяка не выжить. Помрёт однозначно. Либо от кровопотери, либо от истощения. Потому как не ест, не пьёт уже третьи сутки. Постоянно в полубреду каком-то, зовёт его. Казлину дохлую!

А Миша её смерти допустить не мог. Жену он обожал и готов был на всё, лишь бы она в полном здравии жила. Лишь бы с ним. Даже на убийство. Не то, что умереть от изнеможения с лопатой в руках, у границы леса, в километре от деревенского кладбища.
Бах!
Металлическая часть инструмента ударилась обо что-то твёрдое и глухо брякнула.
- Есть! – обрадовался Миша и принялся копать интенсивнее. У него словно второе дыхание открылось. И вскоре он уже стоял на полностью освобождённой от земли, крышке деревянного ящика, обшитого ситцевой тканью.
Миша ожидал, что крышка будет вскрыта или проломлена хотя бы, как-то же гадёныш наружу выбирался. Ан нет, та оказалась приколочена на совесть, и со дня захоронения явно не открывалась. А вот часть боковой стенки нижней половины гроба отсутствовала. Аккурат напротив в земле зияло приличных размеров отверстие, вход в подземный лаз. «Ах, ты падлюка живучая, хитрючая. Ну, ничего, - злорадно думал Миша, вколотив в грудь мертвеца осиновый кол и щедро обливая керосином, - теперь уже не сбежишь!»

Пару чиркающих звуков и вот уже вспыхнувшая спичка полетела в раскопанную могилу. Застыв на краю ямы, Миша с восторгом наблюдал, как пламя, раззадоренное горючей жидкостью, быстро задаётся и с удовольствием лакомится, потрескивая и шкворча.
Терпеливо дождался, пока содержимое проклятой ямы выгорит дотла. После забросал дымящийся пепел свежевыкопанной землёй и на негнущихся ногах вернулся к телеге. Дело сделано. Жена спасена.

Грязная лопата плюхнулась на покрытое сеном , дно. Кусок ветоши, пропитанный потом, полетел следом. Миша закурил самокрутку. Пять минуток всего, чтобы передохнуть и отдышаться. А после помчится к ней. Обрадует. Проверит узлы. Сменит судно. Подробно расскажет, как долго и мучительно искал лечение от её внезапной болезни. Как нашёл. Успокоит, уверив, что недуг уже никогда не вернётся. После позволит как следует отдохнуть. Со временем она восстановит утраченное здоровье, полюбит его, и они станут счастливой семьёй. Как он и задумывал.
Пока курил, припомнил, как застал Юрку под утро над женой связанной, в подвале своём. Мертвяк ей тогда в запястья зубами вцепился, аж верёвки полопались. Долго думать Миша не стал. Вдарил ему из двустволки от бати в наследство оставленной. Выродок зарычал, захрипел и в подпол сиганул. Преследовать его Миша побоялся. Крышку только прикрыл, сундуком старым придавил. Круг мелом вокруг нарисовал. А на утро к ведунье отправился. Так мол и так, хаживает ко мне нечистый, Юрка, что Ирки вдовы мужинёк. Ну, понятно, молвила бабка в ответ. Он же самоубивец, в сарае ж повесился. А теперь должно поднялся с могилы, дела доделывать. Какие? Да кто ж его знает. Может, жену пропавшую ищет, может, ещё что. Езжай-ка ты милок к лесу, где схоронили его, грудь осиновым колом пробей, тело сожги. Глядишь, и отвадим силу нечистую от дома твоего, да и всей деревни. На том и порешили.