Тысячная (как обычно, печальная) история о гремучей смеси дамской, так сказать, неумности и магии. Рассказ одной девушки…

Софья Павловна преподавала у нас в классе математику. Странноватая женщина, почти всегда одетая в какие-то обноски, с вечно потупленным взглядом, выражающим полное безразличие ко всему окружающему. А ведь и правда, казалось, что она с полнейшим равнодушием относится и к нам, ученикам, и к коллегам, и даже к предмету, который ведёт. Придёт, бывало, в класс, сядет за стол, отбарабанит новую тему, а там хоть потоп – никакого желания заинтересовать, научить…

Мы, конечно, посмеивались над странной училкой, называли её за глаза Соня-Зомби и как-то ещё, сейчас уже не вспомню. Наше к ней отношение немного улучшилось только после того, как болтливая класснуха по большому секрету рассказала нам печальную историю Софьи Павловны. Оказалось, что у той тяжело болела единственная дочь. Врачи разводили руками: у совершенно здоровой, умненькой, жизнерадостной девочки в четырнадцать лет начала, по-русски говоря, съезжать крыша. Маша могла неожиданно уйти из дома и найтись через несколько дней на другом конце города. При этом девушка чаще всего не помнила кто она, откуда и как попала в это место. После лечения память и относительно адекватное поведение вроде бы восстанавливались, но на время – до следующего приступа. Никто не мог понять, откуда это взялось: ведь в семье все психически здоровые, никаких наследственных заболеваний.

В одиннадцатом классе, по настоянию родителей, боявшихся, что все мы как один с такой математикой провалимся в вузы, Софью Павловну нам заменили на другого учителя. И я бы благополучненько забыла о ней, если б не один случай. Дело в том, что жила я рядом со школой. А чтобы сократить расстояние от автобусной остановки до своего дома, частенько ходила через школьный двор. Так было и в тот зимний вечер, когда я топала с институтских подготовительных курсов.

Человеческая фигура, судя по всему, сидящая на ступеньках возле входа в школу, бросилась мне в глаза издалека. «Стопудово какой-нибудь алкаш или наркоман, - с опаской подумала я, - не дай Бог, ещё пристанет!». Но подойдя ближе, крайне удивилась: на приступке сидела наша бывшая горе-математичка.

- Софья Павловна! Что с вами? – я присела рядом на корточки. – Вам плохо?

- Да, Анюта, нехорошо. Сердце что-то закололо. До дочери не могу дозвониться. Неужто опять… - она осеклась. – Но ты не переживай, иди, мне уже лучше.

Моя сердобольная мама учила меня никогда не проходить мимо людей, которым плохо, поэтому я решительно заявила Софье Павловне, что её не брошу, и лучше нам будет пойти ко мне домой, чтобы она могла прийти в себя и немного отогреться. Та, к моему удивлению, сопротивлялась недолго, и очень скоро мы уже пили чай у меня на кухне. Учительница то и дело доставала свой старенький мобильный, и тщетно пыталась дозвониться до своей Машеньки. Я же, упорно делая вид, что ничего не знаю про их семейную ситуацию, пыталась успокоить Софью Павловну: типа, дочь наверняка загулялась с друзьями и просто не слышит звонков.

- Да ладно тебе, Анюта, - наконец не выдержала математичка, - я знаю, что вся школа в курсе. Бедная, бедная моя Маша! А знаешь… ведь это из-за меня она такая.

- То есть?

« …Дело было очень давно, когда я, будучи студенткой физмата, направлена была на педагогическую практику в один из поселков, в местную школу. Поехала не одна, а вместе со своей однокурсницей и подругой Валентиной. Очень скоро мы выяснили, что кроме нас в посёлке имеются ещё приезжие – студенты сельскохозяйственного вуза, прибывшие практиковаться в тамошний колхоз. Среди них оказался Пётр, молодой и весьма симпатичный парень, который сразу довольно сильно мне понравился. Только вот Петя, увы, взаимностью не ответил. Я, хоть и была в ту пору активной и шустрой, но красотой не блистала, а он всё больше западал на смазливых девчонок из местных.

Валька моя, хоть и комсомолка, страсть как была охоча до всяких мистических глупостей. На картах погадать или, скажем, на гуще кофейной – милое дело! И вот, прознала она от местных сплетниц, что есть в поселке самая настоящая ведьма. Будущее предсказать, порчу навести, отвороты-привороты… короче, любой каприз за ваши денежки. Ну, и привязалась ко мне Валентина: пойдём да пойдём к этой самой колдунье. Уж очень ей хотелось про будущее своё узнать. Я поначалу-то отказывалась, но потом, в очередной раз, обозвав Вальку дурой набитой, всё же согласилась составить ей компанию – просто так, чтоб ей одной не страшно было.

Пришли мы по указанному адресу. Ведьма эта на вид самой настоящей Бабой Ягой оказалась: маленькая, скрюченная, а из-под платка злые чёрные глазёнки зыркают. Завела нас в комнату, усадила. Что она Вальке говорила, сейчас уж не вспомню, но как только с ней закончила, сразу ко мне обратилась.

- Знаю, - говорит, - чего ты, девка, хочешь. Ну что, приворожить к тебе его что ли?

Я, честно сказать, опешила. Ведь и правда, в тот момент только о Петьке и думала, никак мысли о нём прогнать от себя не могла. И откуда только эта карга обо всём узнала? В общем, велик был соблазн, но в тот момент хватило у меня ума от приворота отказаться. Как-никак я комсоргом группы была, активисткой, противно мне было с какими-то ведьмами связываться!

Вот только на следующий же день, выходя из школы, встретила я эту самую бабку на улице. Стоит себе, будто поджидает кого. Ну, сквозь зубы поздоровалась, хотела мимо пройти, а она меня за подол платья схватила.

- Ну, что, - хихикает, - не надумала?

Вот тут бы мне ещё раз от её услуг отказаться, но обуял меня в тот момент какой-то идиотский азарт. Интересно, думаю, посмотреть, получится ли что-то у этой дамочки. А поскольку платить шарлатанке я не собиралась, то тут же и ляпнула: мол, валяй, я согласна, только денег у меня нет ни копейки. Старуха снова усмехнулась и говорит:

- Ничего, девка, потом расплатишься.

- Это когда же, интересно мне знать? Я ж через две недели уезжаю.

- Да говорю ж, потом. Сама заберу то, что мне надо.

Я на эти её слова расхохоталась, на том и расстались. И что же ты думаешь? Через некоторое время Пётр за мной хвостиком начал ходить. Полгода мы с ним ухаживались, а потом и свадьбу сыграли. Родилась Маша – крепенькая и абсолютно здоровая малышка. О словах же той бабки я почти сразу и думать забыла.

Семейная жизнь, к сожалению, не сложилась. Через пять лет я сама Петьку бросила. Нет, он не пил, не дрался, не гулял, но мужем оказался никудышным – как говорится, не украсть, не покараулить. Работать не любил, долго ни на одном месте не задерживался, к ребенку относился безразлично, по дому ничего не делал. Мне, энергичной и перспективной, такой был не нужен. Он долго потом обратно просился, на коленях стоял, но я не приняла. Потом уехал куда-то, и больше мы о нём не слышали.

Лет в семь я стала замечать за Машенькой странности. Дочка начала разговаривать сама с собой. Дальше – больше: стала ходить по квартире, будто бы с кем-то общаясь, вместе с невидимым «другом» могла неожиданно взять и выйти из дома. Сначала я не придавала всему этому значения: многие дети выдумывают себе приятелей, тем более, в нашем дворе ребятишек, ровесников Маши, почти не было. Да и сама дочь была абсолютно спокойна. Я только потом поняла, что она, видимо, в силу своего возраста, поначалу просто не понимала, что происходит.

Страшно мне стало позднее, когда Маша, всегда такая милая и общительная, вдруг стала мрачной, истеричной, нелюдимой, какой-то затравленной. По ночам она часто будила меня криками: «Уйди! Не подходи ко мне! Не надо!» Бывало и такое, что я находила свою малышку в подъезде или на улице возле дома… Врачи говорили, что такие приступы лунатизма с детьми и подростками случаются, выписывали какие-то препараты. Но ничего не помогало, и странные случаи повторялись с завидной периодичностью. Первое время Машенька в ответ на мои вопросы отмалчивалась, но однажды вдруг заговорила.

То, что сказала дочка, повергло меня в настоящий шок. Маша поведала, что иногда к ней приходит какая-то старая бабушка и уводит с собой. Она, Машенька, вроде как и не хочет совсем с ней идти, но сопротивляться не может. А старуха пугает её, говорит: мол, скоро совсем тебя заберу. Когда я попросила дочь описать невидимую гостью, но пришла в настоящий ужас. Словесный портрет точь-в-точь походил на ту бабку, которая когда-то уговорила меня приворожить бывшего мужа…

В четырнадцать лет Маша впервые пропала. Ушла из дома и не вернулась. Отыскали её только через неделю: бдительные жильцы одного из домов обратили внимание на незнакомую девочку, которая вот уже несколько дней находилась совершенно одна у них во дворе, и позвонили в милицию. Где была всё это время и что делала, Машенька вспомнить не смогла. Очень скоро ей был поставлен диагноз – шизофрения.

Вот уже шесть лет такие истории повторяются регулярно. Дочь совсем замкнулась, со мной почти не разговаривает, и только иногда срывается, рыдает и просит, чтобы я не отдавала её страшной старухе. А я уже не знаю, что думать. То ли Машенька на самом деле больна, да и я вместе с ней, то ли старая ведьма действительно потихоньку забирает у меня то, что ей надо – моего единственного ребенка…».

Тогда от рассказа Софьи Павловны мне стало, мягко говоря, не по себе. И правда, не знаешь, что думать: не то учительница на пару с дочкой тронулись умом, не то… Машу в тот раз нашли – живую и невредимую. Но через год она всё-таки погибла. Точно так же, морозным зимним вечером, ушла в неизвестном направлении и насмерть замёрзла на улице. Софья Павловна после того случая уволилась из школы, а спустя полгода, её труп нашли в местной реке. Говорят, покончила с собой, не выдержав потери любимой дочки…