Бабка Нюра проснулась посреди ночи в кромешной темноте. Хотя летняя ночь на дворе и освещалась полной луной, да только ставни на окнах были закрыты наглухо. Предчувствие неминуемой опасности глодало душу старушки весь день, а за свою долгую жизнь она уверила в правоту голоса собственной интуиции. И не раз уже пожалела, что все время поступала ему наперекор. Однако сегодня Нюра последовала тревожному зову сердца и перед сном затворила ставни, чего давно уже не делала. Кроме того, она обкурила всю избу церковным ладоном. И даже неуверенно зарядила охотничье ружье своего покойного мужа патроном. Когда-то любимый супруг ради забавы поучал ее стрелять из него. И, может быть, не зря. Затем старуха долго молилась перед старинной иконой, стоявшей в углу на полочке, а уж потом только с кряхтением бросила свои больные кости на пуховую перину кровати. Ей было не уютно одной в этой темной избе. Но, к счастью, бабка Нюра хорошо притомилась днем на солнцепеке, отчего ее глаза сейчас быстро захлопали, а рот зевнул во всю свою беззубую ширь. Поэтому старой женщине не пришлось долго и боязливо ежиться под одеялом, и вскоре в темноте раздался ее громкий храп…

Но сон вдруг улетучился, хотя и был безмятежно глубоким. Бабка Нюра понимала, что еще далеко не восход солнца. Она чувствовала это своим нутром. И ей даже не нужно было отворять ставни, чтобы убедиться в том, что луна еще во всю светит в ночном небе. И вдруг у входной двери раздались какие-то шорохи. Нюра замерла в ужасе. Кто-то пришел к ней. Дверь была заперта на надежный железный засов, так что просто в дом неизвестному лиходею не попасть. Но если настойчиво постараться, то преступный штурм увенчается успехом. Старушка попыталась допустить более спокойную мысль: может быть, дикий зверь из леса к ней забрел. Ведь и куры на дворе имеются и два поросеночка с коровой. Но, судя по звукам, кто-то скребся в дверь избы, явно желая ее открыть. Нюре стало еще страшнее, и она затряслась.

Бабка присела на кровати и, наклонившись, подняла с пола заряженное ружье. Теперь у нее в голове металась мысль об умершем в их деревне колдуне. Злобного старика схоронили на погосте в двух верстах отсюда неделю назад, а позавчера обнаружилось, что кто-то разрыл его могилу и похитил тело.

Но вот только кому оно было нужно? Или так враги хотели ему отомстить за обиды, чтобы его душа помучилась на Том Свете? А то ведь, если нехристи и грабят захоронения, то берут только драгоценности и убираются прочь по добру по здорову, пока не попались в людские руки. А тут унесли с собой мертвеца… Или…покойник сам воскрес…Ведь кто знает, каким колдовством он грешил при жизни…

Бабка Нюра, затаив дыхание, молилась в темноте, не рискнув зажечь свечку. Она продолжала сжимать трясущимися руками охотничье ружье, но не чувствовала в себе решимости выстрелить во врага. И вдруг на улице раздался собачий вой. Старушка узнала по голосу пса пастуха Митьки. “Собаки воют не к добру,”- вспомнилось Нюре. Звуки за дверью затихли. А вой продолжался. Но через минуты три прекратился и он. Старуха еще долго сидела в темноте и даже не заметила, как крепко уснула…

Баба Нюра очнулась все так же в темноте из-за закрытых на окнах ставней. Она почувствовала себя выспавшейся в обнимку с охотничьим ружьем. Ей сразу же неприятно вспомнились ночные страсти, но старушка понимала, что все уже позади, и бояться пока нечего. А когда отворила ставни и увидела полуденное солнце, то едва не схватилась за сердце: пол-дня прошло, а привычные дела по хозяйству еще не деланы. И бабка Нюра поспешила скорее во двор…

— Что-то припозднилась нынче, баба Нюра,- приветливо улыбнулся старушке пастух Митька, величественно восседая на своем коне.
— Заспалась,- как-то нервно засмеялась в ответ женщина, пригнав на пастбище свою корову. А затем с некоторой тревогой спросила мужика:
— Чего это у тебя собака ночью так развылась?

Пастух посмотрел на Нюру задумчивым взглядом и озобоченно произнес:

— Сами не знаем… Учуял пес кого-то. Перепугался сильно…
— А ко мне в дверь кто-то ночью скребся. Пытался в избу залезть. Думала помру со страха одна… Теперь и ночевать боюсь…

Бабка Нюра допалывала свой огород, когда к ней вечером во двор заглянул Митька.

— Слушай, баба Нюра. Есть у меня мысль одна. Давай у твоей двери на ночь поставим капкан с приманкой. Ежели зверь блудить повадился, то сунется на лакомство и попадется. Твоя изба ближе всех к лесу стоит. Сюда придет скорее всего.

Старушка призадумалась:

— Ты мужик. Тебе видней.
— Хорошо. Я попозже приду. У твоего крыльца и поставим. Только сама в него не попадись, а то зубья острые, без ноги останешься.

Пастух ушел за калитку, а бабка Нюра пошла ужинать оладьями, которых успела напечь днем. Вся животина была накормлена и загнана на сон грядущий по своим местам.

Вскоре воротился Митька с капканом. Он поставил его у крыльца и припорошил сеном. А внутрь ловушки положил небольшой кусочек поросячьего мясца. Затем пастух попросил у хозяйки какой-нибудь маленький совочек, и она вынесла ему из сарая подходящий инструмент. Митька прорыл им в земле небольшую бороздку и замаскировал в ней капканную цепочку, конец которой обматал за одну из ножек крылечка и запер на навесной замок.

— Ложись спать, баба Нюра. Если зверь придет, то тут и попадется.

Заботливый гость опять ушел, а старая женщина закрылась в своей избе и стала молиться у иконы. Ей вновь было тревожно встречать эту ночь, такую же лунную, как и прошлая…

Несмотря на все душевные волнения, бабка Нюра уснула крепким сном. Однако сквозь него она все же услышала, как во дворе что-то щелкнуло. Вздрогнув, старушка очнулась и открыла свои глаза. Вокруг-вся та же кромешная тьма.

“Почудилось или хлопнул капкан?” подумала Нюра, привставая на кровати. На ее мысленный вопрос ответило бряканье капканной цепочки.

“Неужели кто-то попался?”- Нюра напряженно прислушалась к улице за дверью. И в этот момент опять протяжно и зловеще завыла собака пастуха Митьки…

— Ну, чего не спишь опять?- спросил хозяин пса, сидевшего на цепи у конуры. Митьке было как-то неуютно выходить в ночь, где сердцем чувствовалась какая-то опасность. Но выйти и проверить обстановку мужик считал своим моральным долгом. Пастух погладил завилявшую ему хвостом собаку и закурил самокрутку. И вдруг со стороны двора бабки Нюры донеслось браканье цепи. Митька тут же взволнованно встрепенулся, бросил окурок на землю и поспешил в сени за ружьем.

Схватив его и парочку патронов, опытный охотник устремился к дому своей соседки. Полная луна неплохо освещала ему дорогу. Войдя в калитку, Митька стал осторожно прокрадываться вдоль стены к крылечку. Он был готов молниеносно выстрелить в случае необходимости. Вот стрелок высунулся из-за торца избы и…увидел человеческую фигуру, сидевшую на корточках и озабоченно пытавшуюся что-то сделать. Митька понял, что этот некто безуспешно пробует открыть поймавший его капкан. А коварен он был не только острыми зубьями, но и секретом его механизма, не зная который, открыть ловушку невозможно.

— Что не спится-то по ночам?-спросил неизвестного пастух. Он попытался предать своему голосу уверенность, но в нем задрожало волнение. Слишком странным и поэтому страшноватым был этот ночной гость. Услышав оклик, человек повернулся, и тут Митька узнал в нем… умершего колдуна. И колени, и руки его затряслись от страха. Оживший мертвец встал во весь рост, но шагнуть в сторону пастуха не с смог-его крепко держал капкан. И тут Митька собрал всю свою волю в кулак и выстрелил в голову опасного покойника. Мертвец свалился назад себя и затих. От громкого звука выстрела залаяла собака пастуха, который внимательно всматривался в лежащее у крылечка тело, побаиваясь подойти поближе. “Вдруг притворяется убитым,”-тревожно сомневался меткий стрелок. Но воскресший покойник не подавал явных признаков жизни: глаза закрыты, дыхания нет. “А нужен ли ему воздух вообще? Может, он и до этого не дышал. Подойдешь, так еще вцепится,”-думал Митька…

Бабка Нюра подпрыгнула на месте, услышав громкий выстрел прямо возле своей избы. Ее больное сердце бешено заколотилось в груди. Она внимательно прислушалась к звукам на улице, но кроме слабого стрекота саранчи ничего не улавливалось. И вдруг у самых дверей донесся знакомый ей голос пастуха Митьки: “Баба Нюра!” Он был каким-то взволнованно-блеющим, как у человека, только что пережившего нервное потрясение.

Старушка поплелась в сени и отворила дверь. Перед ней стоял трясущийся Митька со своим охотничьим ружьем.

— Выгляни. Посмотри, кого я подстрелил.-Пастух все же набрался смелости пройти к дому Нюры мимо распластавшегося на земле мертвеца.

Пожилая женщина высунулась на улицу и увидела лежащего на спине человека. Хотя луна и освещала его лицо, бабка Нюра не сразу признала в нем умершего недавно колдуна. А когда сообразила, чей это труп валяется прямо у ее крыльца, то схватилась рукой за сердце с окруленными от ужаса глазами…

— Пойдем в избу, Митя. Утром людей позовем и старосту.

Пастух и Нюра закрылись на засов и до утра сидели в избе при зажженной свече. Они говорили шепотом, опасаясь, что мертвец воскреснет опять. Но до самого солнечного утра все было спокойно…

Во дворе дома бабки Нюры собралась целая толпа. Все были потрясены и увиденной картиной, и услышанным рассказом. Последнее слово было за старостой. А он, немного подумав, распорядился: голову мертвецу отсечь, потом ее вместе с телом положить обратно в могилу и сжечь до тла…

И вскоре конная телега отвезла свой страшный груз на погост. Мужики положили обезглавленного покойника обратно в могилу, накидали сверху сухих дров, облили керосином и подожгли. Пламя долго жарило мертвое тело, а люди стояли и задумчиво глядели на него.

Затем они засыпали землей это захоронение и пошли обратно в деревню…

Луна потихонечку убывала в ночном небе. Деревенские жители мирно спали. И вдруг опять раздался этот протяжный и зловещий вой собаки пастуха Мити. Баба Нюра сразу же проснулась. Она снова дальновидно прислушалась к тревоге в своем сердце и все так же наглухо заперлась в своей избе на сон грядущий. Но ей ли привыкать таиться в темной избе, навострив свои уши, чтобы уловить на улице звуки чего-то опасного?…