– Мы тратим слишком много сил на вещи, в которых нет нужды нашему участию.
Сегодняшнее собрание не было шумным – лишь немногие удостоились права присутствовать здесь. Куалопек, великий царь и царь Триумвирата, созвал его ранним днём в одном из отдалённых залов дворца. По глазам его читалось не сомнение, но взволнованность, а движения были экономны и уверенны, как и прежде.
– Для того, чтобы упрочить наше величие в мире, мы должны идти вперёд, не стоять на месте.
– Для этого боги и дали нам Наследие и силы толковать его! – вмешалась Натла, выпрямляясь и складывая руки на груди.
Тихокан перевёл взгляд на побратима.
– Верно, – Куалопек кивнул, – я благодарен за то знание, что получил. И хочу делиться им со своим народом. Но прежде – с вами.
Тонкий ручей, текущий с самой вершины горы, превращается в бурную реку у её подножия. Но без долгого склона ни ручей, ни река не будут единым. Так и знание Наследия должно пройти через пороги и сердца многих, постепенно.
Куалопек никогда не гнушался чужими советами. Он знал цену смирению.
– Глядите, – произнес он, стягивая полотно с чего-то, до сих пор скрытого. – Глядите на то, какими могут стать дворцовые и городские врата.
То, что предстало их глазам, в точности повторяло ворота внешних стен города, лишь размерами было в треть человеческого роста. Тихокан всмотрелся, утаив интерес – работа Куалопека была тонкой и точной, как и всегда. Но...
Нет, не на этот раз. Он нахмурился, замечая громоздкую конструкцию по обе стороны уменьшенных врат; поднял голову и обвёл взглядом зал, желая знать, один ли он в своем сомнении. Натла встала со своего места, и, опираясь ладонями о тёмное дерево, подалась вперед; лицо Тцальпока несло отсутствующее выражение.
Скрестившись глазами с Куалопеком, Тихокан поймал короткую улыбку и поджал губы.
– Чем эта конструкция поможет нам? – нарушил он общее молчание.
– Это механизм, – подал голос один из приглашённых инженеров. – Поворотный механизм. Верно, мой царь?
Куалопек почтительно кивнул и склонился над уменьшенной копией ворот.
– Верно. Сейчас на то, чтобы открыть врата, мы требуем силу рук шести здоровых и крепких мужчин. И это слишком много, когда государство наше растет и ширится. Но стоит нам задействовать подобный механизм, и с ними смогут управляться даже дети. Глядите!
Он осторожно, двумя пальцами подцепил маленький рычаг на одной из частей конструкции и завертел его, и Тихокан прикусил губу – тонкие канаты скрипнули и заскользили вдоль желобов, повернулось колесо, и створки ворот медленно поползли в стороны.
– Для этих крошечных врат хватило пальцев одной моей руки, – небольшим усилием Куалопек задвинул рычаг в углубление и прижал другим, останавливая механизм, – для настоящих врат, разумеется, понадобится больше силы. Но представьте, сколько её, в сравнении с этим, мы сможем освободить, чтобы направить в полезное нам русло?
Повисла тишина.
– Верны твои слова, великий царь, – раздумчиво произнес Тцальпок. Тханеш за его спиной скрестил руки на груди.
– Что ты считаешь полезным для нас?
Его хриплый голос эхом отдался в голове у Тихокана. Он знал, о чем думает великий воин, и неохотно ждал ответа побратима.
– Нам нужны солдаты, верно? – звонко спросила Натла, оборачиваясь к залу. – Атлантиде нужны бойцы, которые понесут наши знамёна дальше по реке и сквозь лес. У врат стоят сильные мужчины – отнимите у них канаты и дайте копья, и наша мощь возрастет.
Плечи Тихокана напряглись, тревожно звякнули лежавшие на них кольца простых украшений в его косе.
– Ты не собираешься использовать их, как воинов, – прямо обратился он к не успевшему открыть рта Куалопеку. – Ты не посмеешь использовать их, как воинов. Твоя сестра может не понимать, но ты – должен.
Тханеш выпрямился, выдохнув и пристально глядя на него.
Не всякая сила годится, чтобы держать оружие. Крестьянин, взятый из-под плуга и способный насадить на копьё тяжелогрудого быка одним движением, погибнет в настоящем бою, не успев занести руки – как воин, впервые ступивший на поле, надорвется в первый день пахоты, не зная, куда ставить ноги и направлять вес. Воинов Атлантиды воспитывали с юных лет, учили двигаться и дышать, учили жить и чувствовать мир вокруг себя. Куалопек не мог не знать этого, не мог не знать, каким бессмысленным и разрушительным могло бы обернуться желание обучить даже самых умелых дворцовых слуг искусству сражения.
Для взрослого тела на это ушли бы бесполезные годы.
– Ты не готов тратить больше своих сил на то, чтобы обучить новых воинов, брат? – Натла вздёрнула подбородок: юная, пылкая, непримиримая.
– Не мои силы, а их время будет потрачено впустую, – отразил удар Тихокан.
– Довольно, мои цари, – мягко остановил их Куалопек. – Я не держал мысли о том, чтобы давать им копья в руки, брат. В Атлантиде достаточно работы. Нам понадобится дерево и верёвки – и плотники. Пища – и землепашцы. Дети, – он склонил голову, легко улыбаясь сестре, и та уронила улыбку в ответ, вновь садясь на скамью, – из которых мы и воспитаем новых охотников и воинов.
– Небесные ворота, – произнес Тцальпок. – Победителей должно встречать лучшее.
Кулопек замолчал. Тихокан свёл брови, не совсем понимая, что имел в виду великий жрец.
– Лунные, – возразил ему Тханеш. – О северном проходе не знают враги и не смогут застать нас врасплох, если что-то с механизмами пойдёт не так.
– Я бы предложил врата Солнца, – степенно огладив одеяние, внес свою долю старший из инженеров. Жрец и воин обернулись к нему. – Они ближе всего к мастерским, и не затенены ни лесом, ни горами. Работать там будет удобнее всего.
– Есть еще Дворцовые врата, – негромко заметил Куалопек, и Тихокан с удивлением и лёгкой долей недовольства узнал улыбку в его речи; Натла тоже узнала её и не сумела подавить негромкого фырканья. Тихокан пригвоздил её к месту тяжелым взглядом, но её собственный взгляд был направлен прочь. – И Речные.
– Последнее слово – за царями Триумвирата, – склонил голову Тцальпок.
Тихокан спрятал руки в складках туники, отгораживаясь от мира.
– Мой голос – тенью твоего, – коротко бросил он Куалопеку.
Натла изогнула губы в совершенно взрослой усмешке, щурясь на него, подобно кошке.
– Делай как знаешь, брат, – поддержала она Тихокана. – Тебе виднее.
Куалопек, котоому теперь должно было выносить решение за всех троих, помедлил.
– Пусть будут Солнечные, – на этот раз серьёзно сказал он, задумчиво касаясь верхнего края узорчатых створок врат перед собой. – Я распоряжусь о приготовлениях.
И Тихокан подумал, что выбор побратима был выбором Разума.

* * *

– Он мне не нравится, – Тихокан запахнул накидку и отвернулся к окну.
Механическое создание, плод нескольких месяцев работы Куалопека, приподнялось на суставчатых лапах, с тихим жужжанием суставов переступило ими – тонкими, острыми на концах – и неуверенно шагнуло по столу. Тихокану показалось, что в его сторону.
Скулы его напряглись, и он не мог не одарить существо ещё одним настороженным взглядом. От одного его странного вида перед глазами начинали качаться молчаливые паучьи силуэты и тени из его снов, снов что стали ему постоянными спутниками. Они не были опасны, эти призрачные тени. Но Тихокан знал, знал тем чувством, что тяжестью мантии Триумвирата лежало на его плечах, что на своих тонких лапах они несут ему тревогу и конец спокойствию.

– Иногда я спрашиваю себя, – Натла появилась в дверях бесшумнее одной из своих кошек, – почему не для тебя было избрано прошлое, Тихокан? Ты так упорно отталкиваешь дары сияющего разума моего брата, цепляясь за традиции и за закостневший свой страх перед переменами...

Натла прошла мимо него к столу, шелестя юбкой. Красива, горда, с кожей цвета её густо-золотых украшений, и глазами, точно ночное небо, она присела на низкую скамью, не сводя глаз с механического существа.
– Ты мастер, брат мой, – с выражением тихого восторга на лице она наблюдала за пауком какое-то время, после чего протянула ладонь навстречу острым лапам.
Паук взобрался на неё легко и послушно.

Натла приблизила ладонь к глазам, разглядывая тонкую работу суставов и сочленений. Существо покачивалось из стороны в сторону, неуверенно держась на мягкой человеческой плоти, не решаясь тронуться с места.
Тихокан не видел, есть ли у него глаза. Есть ли у него что-то вообще, кроме тела и хрупких лап.
Наглядевшись, Натла вздохнула и ссадила существо обратно на стол.
– Им недостает... жизни, – с сожалением сказала она.
– Человек не вправе создавать жизнь, – мягко произнес Куалопек, забирая механического зверя.
– Но мы – не люди! – Натла запрокинула голову – линия её шеи была совершенна, как само небо. – Мы – цари, Избранные. Мы – Атлантида! Нас наделили великой силой! А на что, – её выдох тенью смеха коснулся ушей Тихокана, – мы её тратим?

Узловатые ветви деревьев за окном смазались и поплыли перед его глазами. Он понял вдруг, что речь эта давно вызревала в душе Натлы. И, в глубине своей, боялся того, что придет после.

– Мы тратим её на то, чтобы вести наш народ к величию, сестра, – Куалопек был спокоен, как и прежде.
– Орошая поля без помощи человека и строя двери, что открываются сами собой? – она развела руки ладонями вверх – тонкая, прекрасная. – Неужели ты не чувствуешь, как мало этого для величия, достойного детей Солнца?
– Тот, кто преодолевает ступени слишком быстро, рано или поздно споткнётся и падёт, теряя высоту.
Натла засмеялась, чисто и предвкушающе.
– Зачем шагать, если можно лететь, брат?
Куалопек не ответил.
– Бесконечная сила, – она тронула Знак на своей груди, и это касание эхом отдалось в двух других. – Бесконечное знание, с которым мы можем делать всё, чтобы наш мир обрел власть и процветание. Мы можем сокрушать врагов и возвеличивать союзников, творить армии и обращать в пепел человеческое горе, выращивая на его останках благо. Мы можем всё, братья, и нет границ для наших желаний.

Куалопек молчал. В тёмных его глазах нельзя было прочесть ни единого знака, а губы сложились в обычную расслабленную полуулыбку.
– Мы – не боги.
Тихокану не удалось скрыть напряжения – собственный голос показался ему излишне суровым.
Натла оглянулась. Выражение лица её, обращенного к Тихокану, было мягким, словно летнее солнце в часы рассвета.
– Но мы храним их знание, держим в руках их силу и исполняем их волю. Разве нужно что-то большее, чтобы...
– Довольно.
Это сказал не Куалопек, но Тцальпок. Он возвышался в дверях, тенью касаясь свода стен за своей спиной, и держал в руках влажную тряпицу.
– Ты нужна мне, дочь – ты, и твоя сила. Прямо сейчас.
– Отец, – Натла поклонилась и отправилась следом за жрецом.
У самого входа она задержалась на миг.
– Подумайте над моими словами, братья. Вы найдете в них истину.

Тихий выдох Тихокана достиг ушей Куалопека и тот без слов понял всё. Понял – и произнес осторожно:
– Будь снисходителен к ней, брат. Она – дитя.
– Ей восемнадцать. Она старше, чем был ты, когда взошел к правлению.
– Всего на год. Она еще слишком юна, Тихокан, – мягко успокоил его побратим. – Она ищет свое место в Триумвирате и в мире. Учится понимать, чего хотят от нее Солнце и Небо, учится говорить и слышать, как царица, а не как ребёнок. В мыслях и стремлениях её нет зла и тьмы – есть только неловкость того, – взгляд, который он украдкой бросил в сторону клетки со своим механическим существом, заметил бы даже самый невнимательный, – кто делает свои первые шаги.
– Мне не понравились её слова, – отрезал Тихокан. – Для воплотившего Созидание она слишком воинственна. Слишком полагается на силу Наследия, слишком влекома её безграничностью, слишком... отчего ты улыбаешься?
– Возможно, дело в том, что именно ты считаешь "не слишком"? – поинтересовался Куалопек. – Может быть, ты сам недостаточно часто испрашиваешь Солнце об ответах, движимый излишней скромностью и нежеланием просить помощи?
Тихокан выпрямился.
– Я принимаю помощь ровно такую, какая необходима, чтобы исполнять свое предназначение. Мой путь – защита и бой. Мне не нужны ответы – лишь ловкость и ясность ума.
Куалопек прерывисто вздохнул, болезненно реагируя на металл в голосе побратима.
– Перестань, прошу, – потянулся, чтобы сжать его запястье. – Я не хочу вражды между вами, Тихокан. Я не хочу, чтобы ты нёс сомнения, тьму и недоверие внутри себя. Натла найдёт свой путь – не веришь мне, так поверь избравшему её Солнцу.
Тихокан отнял руку и опустил глаза. Когда тёплая смола взгляда Куалопека обращалась на него с мольбой и доверием, сердце таяло, а злость уходила, сменяясь ответным теплом и желанием защищать, пусть даже от собственной ярости.
– Прости. Я буду... справедлив, – усмешка тоньше пуха облаков легла на его губы, и тут же исчезла.
– Я поговорю с ней, – улыбнулся в ответ Куалопек, возвращаясь к работе. – Обещаю.

* * *

С балкона было удобно наблюдать за тем, как во внутреннем дворе Куалопек что-то втолковывает совсем юной жрице. Девчонка, строгая и серьёзная в своих храмовых одеждах, слушала внимательно, и держалась смело. Куда как смелее, чем если бы Тихокан был там с ними. Его забавляло то, как широко распахивались её светлые, лунные глаза, чтобы через миг скрыться за тёмными ресницами, стоило только ей завидеть его.
"Ты смущаешь её", – сказал ему брат. В этих словах Тихокан разглядел молчаливую просьбу, и, повинуясь ей, отдыхал сейчас на балконе, скрытый от чужих глаз – но не спускавший своих со сложного плетения волос Куалопека, его жилистой спины и зелени, окружавшей двор с трёх сторон. В один прыжок он мог преодолеть разделявшую их высоту, меньше взмаха ресниц понадобилось бы ему, чтобы Оберегающий Покой лег в его правую руку.

– Неразлучны, – шаги Натлы были тихи и аккуратны, даже для его обостренного слуха, – всегда неразлучны. Скажи, брат по узам, ты хоть раз отпускал его от себя дальше, чем позволяет взгляд?
– Я – тень его солнцу, – привычной фразой ответил Тихокан.
За этими словами скрывалось неподвластное человеческой речи. Чувства, что прочнее тросов из лучшего конского волоса, сильнее урагана. Нерушимые узы.
– Ты – тень ему самому, – возразила Натла, касаясь бедром низких перил балкона. – Великий царь Триумвирата, не зрящий собственного сияния, не ценящий даров... Есть ли жизнь у тебя, брат? Видит ли твой взгляд что-то кроме нашего великого царя?
Тихокан сжал губы, язык защипало терпкой злостью. Слова Натлы чёрной слизью марали сияние его чувств.
– Понимаешь ли ты, что это означает – быть стражем-побратимом? – кровь плеснулась шумом волн в его ушах. – Я – защитник, пока есть нужда в моем щите. Не надсмотрщик. Я – друг, пока дружбу мою принимают, не слуга.
С новым вдохом утренняя роса спокойствия осела на его пылающих висках звуком извне – смеялась девчонка-жрица. Следом раздался смех Куалопека, и Тихокан вздохнул ещё раз, глубже и легче, ощущая, как гнев отпускает его.
Натла никак не отреагировала на его вспышку. Она молчала, глядя во двор, и казалась спокойной и печальной.
– Ты не думал, что служишь мёртвому роду? – меньше всего Тихокан ожидал услышать из ее уст что-то подобное.
– Я должен был?
– Ты мог бы, – Натла потянулась, усаживаясь на жёсткую скамью. – Роду великой царицы Ллакаль остались годы и щедрая людская память после, Тихокан – ничего больше. Ни я, ни брат мой не сможем продолжить его, ведь, – невольный вздох вырвался из её губ, – великие Солнце и Небо над нами, избрав нас, запретом покрыли связь иную, чем узы Триумвирата.
– Однажды ты станешь от них свободна, – возразил Тихокан.
Натла рассмеялась было, но тут же умолкла, закусив губу.
– Однажды... ты правда веришь в это, мой брат по узам? Посмотри на нас. Мы молоды и сильны – сколько лет пройдёт, прежде чем они будут разорваны? Сколько лет ляжет печатью на наши тела, прежде чем Солнце позовёт одного из нас, даруя остальным свободу?
– Не обязательно ждать, пока разорвутся узы, – произнес Тихокан, не следя за словами.
Он должен был. Он мог догадаться, к какой реакции приведет сказанное им. Чтобы соединить себя узами плоти, и в самом деле можно было не ждать, пока Триумвират отпустит тебя... если твой избранник сам был в Триумвирате. Так было с Ллакаль и Тцальпоком, Ллетцаль и Тханешем.
Натла не могла вступить в брак с братом, это было бы против закона. Значит, оставался только он сам, Тихокан. И он сам подтолкнул Натлу к этой мысли.
Черты лица её заострились и вытянулись призрачной тенью кошачьей морды, и в тёмных глазах кругами на воде плеснулся интерес.
– Предлагаешь себя? – тихо улыбнулась она.
Тихокан посмотрел на неё долгим взглядом, и увидел солнце – горячее, сухое и безжалостно прекрасное.
Но тело его желало спокойствия Луны.
– Нет.
– Что ж, – Натла не расстроилась, продолжая лукаво улыбаться. – Ничего иного я и не ждала. Ты не можешь любить больше, чем одно дитя Ллакаль, верно?..
Тихокан ответил молчанием. Узы, связывающие его и Куалопека имели с плотскими узами столь же много общего, сколько вода и пламя. Но Натла была права. Он не мог разделить своё сердце на части.
– Роду Ллакаль много лет, – солнце над их головами накрыли тучи, и Натла посерьёзнела. – Народ любит нас, и Атлантида процветает. Но долго ли этому продолжаться? За самым ярким днём, как бы мы ни пытались продлить его, неизбежно наступает ночь.
– Ты говоришь загадками, сестра по узам.
Натла подняла на него тёмные глаза.
– Боги избрали нас, чтобы одним взмахом перерубить стебель настоящего, пока оно еще не увяло. Они желают перемен и избрали сильнейших, чтобы они заложили начало новой эре. Но что делаем мы? Живём так, как жили до нас, правим так, как цари, что были раньше?.. Мы – сама юность и могущество, и тратим их зря, Тихокан!
Исступление, с которым она стиснула кулаки на своих коленях, поразило его.
– Я – будущее, не имеющее собственного. Я – созидание, которое не может даровать жизнь. Я – копьё, лишенное права рождения носить его.
Тихокан не нашёлся, что ответить. Натла поднялась и расправила шёлк юбки.
– Боги смеялись, избирая мне Знак, – услышал он последние её слова.