«Хорошо, внучок. За доброту твою расскажу я тебе одну из моих давних историй, уговорил. Голова моя давно поседела, только вот память еще не пострадала… Хе-хех. Был у нас случай такой: молодого хоронили, страдал он долго, только вот безуспешно. Черт его и усыпил…»

I

Конец октября. Переезд в небольшую деревню на окраине Свердловской области сопровождался холодными игольными дождями и концом дряхлого листопада. Изгороди старых домов лоснились под тонкими нитями прорезавшихся сквозь облака лучей уходящего солнца. Воздух спирал легкие, морозил кончики пальцев.

Совсем еще молодой Виктор в одиночку таскал большие промокшие картонные коробки из-под различной техники, где с недавних пор лежали уже поплывшие волнами книги по терапии, педиатрии, и прочему медицинскому учению. Темнело. Причиной его переезда в столь далекое от современного мира место являлась работа. Ему было 24 года, он отучился на фельдшера и искал хорошее место на будущее. Виктору предложили стать главой ФАПа в небольшой деревушке и он сразу же согласился. Парень был одиноким, поэтому не был зависим ни от кого: зарплаты на жизнь хватало, ему выделили дом и участок, кругом одни бабушки с одинаковыми заболеваниями. Тишь да гладь - сиди в кабинете деревянного здания и копайся в огороде по сезону.

Местное правление выделило молодому специалисту большой участок на окраине села с небольшим старым домом, который он оценил как «потрепанный историей». В целом побито, но уютно: деревянный низкий забор спереди и по левой стороне огорода, местами провалившийся и требующий немедленного замещения, большое поле, поросшее травой и всяким сорняком, и дом, бывший светлым, а на момент осмотра темным. Краска мятно-голубого цвета потрескалась и в большинстве лежала на земле, резные окна сохранили свой белый цвет, одно окно оказалось заколочено. Восстановить можно, жаловаться грех, да и внутри дом оказался намного живее, уютнее.

Подъем с входа на лестницу, вход в чулан и летнюю комнату, дверь в жилое пространство. На входе в сам дом справа печь, слева кухня, дальше большая комната. Все будто и не использовалось, пыль и паутина, мебель красивая, почти целая, хоть и старая.

Немного странно, но Виктор лишь обрадовался тому, что жить здесь можно и даже очень удобно.

Прошло два месяца с момента его заселения, работа шла тихо-гладко, забор восстановился и обрел железную натуру, траву же он решил убирать к весне. Зима, скоро новогодние праздники, немногочисленные дети, приезжие с города, бегают на горку рядом с озером, шум, веселье только там и слышно, остальная деревня спит. Дамы преклонного возраста и их мужья не решаются в морозы играться в снежки и скатываться на горбах с горок.

Работа работой, а день давно ушел за горизонт, было 18 число, и наш герой собирался к раннему сну. На стрелках настенных часов, которые он купил еще в городе, было ровно десять вечера. Выпив стакан воды из-под крана, уставший фельдшер завалился на кровать. Мелкая коричневая мышка-полевка воспользовалась отсутствием котов в доме и рассматривала комнату где-то в углу. Дверь в помещение находилась справа от кровати, загораживал ее массивный шкаф, который шел вплоть до угла. В другом углу со стороны двери стоял заваленный документами рабочий стол. Слева от него находились два стула, сервант (прямо напротив двери) и тумба с ламповым телевизором в дальнем от кровати углу. Кусочек утерянной булки стал отличным результатом исследовательской деятельности грызуна. А истинный хозяин дома давно уснул, погрузился в сон очень быстро, что для него не было характерно, возможно сказалась странная усталость, нарастающая в его теле уже не первый день. Проснулся он уже ночью от сильной жажды. Открыв глаза, Виктор еще не разобравшись понял - картина мира изменилась.
- Кто здесь? - Ответа не последовало.

Он начал постепенно обследовать глазами каждый предмет комнаты и когда взгляд его перешел с серванта на тумбу, зрачки застыли. Между сервантом и тумбой стоял мужчина. Он был одет в шляпу, длинный, почти до пола, плащ, а в руках у него был классический мужской портфель. Ноги его перекрывал край кровати. Он стоял и смотрел на Виктора, не шевелясь, не издавая никаких звуков, будто не дыша. Виктор же совершенно не мог двигаться, его глаза начали болеть из-за сильного напряжения, а пальцы рук охладели, машинально вцепившись в одеяло.
- Пожалуйста, не надо, уйдите. - Выдавил парень содрогаясь в кровати. Ответа вновь не последовало.

Каждая секунда времени длилась вечность, он начал слышать пульсацию крови в голове, а мужчина недвижимо стоял напротив. Через несколько секунд силуэт тронулся с места, без шума, без движений. Левитация - очередной туз в рукаве любого кошмара. Нежеланный ночной гость не был исключением и тихо удалился сквозь дверной проем, не спеша пролетев всю комнату. После увиденной картины горло фельдшера превратилось в самое сухое место на земле, а простыня хотела, чтобы ее кто-то отжал от нескончаемого потока пота. Как бы там ни было, сон словно окутал ослабший от увиденного разум, и Виктор сразу забылся.

Утром ему захотелось сходить в церковь в соседнем селе. Поймите правильно, он не совсем верующий человек, хоть и принудительно крещеный в неосознанном возрасте, но когда ночью просыпаешься и понимаешь, что в своем доме ты явно не один, остается только поверить в бога. Открыв глаза, парень понял, что единственная мысль в его голове - посетить место единения с высшим. Он встал, убедился в том, что ничего и нигде не изменилось, отменил утреннюю запись, сославшись на здоровье и «сильную веру в свою заразность» (благо пациентов было на четыре пальца левой руки), быстро позавтракал и собрался в путь.
По дороге он вновь рассматривал все свое окружение, отчасти чтобы отвлечься: небольшие деревянные домики стояли, накренившись своими боками к свежему снегу, выпавшему за ночь. За ними - бескрайние поля, разбитые рядами деревьев-оград. Эпоха культивирования ушла отсюда с советским союзом, и заиндевевшие глаза брошенной земли смотрели на фельдшера пустым взглядом. Красота таких просторов только напрягала путешественника и Виктор прибавил шагу.

Наступил день, Виктор, уже довольно подмерзший, вступил на паперть крохотной белесой церквушки. Двери ее были плотно закрыты, поэтому парень аккуратно постучался внутрь, чтобы никого не растревожить. Открыл ему старый, худощавый батюшка, пытавшийся пересилить вес своего креста на шее. Один его взгляд привнес в душу Виктора сладкое спокойствие.
- Здравствуйте, батюшка. - Аккуратно произнес он.
- Будь здоров, голубчик, зачем же пожаловал сюда, какие проблемы привели такую пылкую душу?
И тут Виктору будто горло перехватило, слова застряли вместе с воздухом в легких и угасли в голосовых связках. Батюшка впустил его внутрь. Зайдя внутрь, парень сразу почувствовал нехватку воздуха, он начал задыхаться, в глазах потемнело. Он быстро вышел обратно на холод, сел на порог, обессилившие ноги подкашивались, голова стала столь тяжелой, что казалось, вот-вот лопнет.
- Простите меня, видно, долгая прогулка сказалась…
- Ничего-ничего, ты отдохни, тут воздух свежий, давай-ка сядешь вон на ту лавочку. - растерянно произнес служитель.
- Спасибо.

Виктор сел на скамейку, батюшка подошел к нему и перекрестил, посмотрел на него сверху вниз, чмокнул посиневшими губами и зашел обратно. Неизвестно сколько Виктор просидел на скамейке, только зайти в церковь снова он не захотел. Мысли путались в голове, от одного представления вновь почувствовать душный запах ладана начинался приступ тошноты. Он аккуратно встал и побрел обратно домой, утро и день не задались.

Солнце приближалось к линии горизонта, играясь с порозовевшими облаками. Фельдшер прибрел к себе в деревню и упорно смотрел вперед, на главную дорогу, неспешно перебирая ногами. Ему не хотелось возвращаться в дом, с неминуемым наступлением темноты в голову его вселялся страх. Он клялся, что теперь совсем разболеется и останется в постели на несколько дней, и это его сильно пугало.
- Внучок мой, нельзя дом оставлять, если там домовой капризничать стал, ему такой подход не нравится… - прохрипел голос сбоку.
Виктор вздрогнул, проснулся от мыслей и судорожно повернул голову вправо. Там его за небольшим заборчиком ждала старушка, в руках она держала банку с водой, глаза ее улыбались также, как и сухие старческие губы.
- Пойдем, вижу, что ты очень голоден с дороги, давай я тебя накормлю. - медленно проговорила старушка. Калитка громко проскрипела под напором нависшей руки.

На часах половина девятого. Виктор неловко перебирает маленькую, алюминиевую ложечку среди символов ушедшей давно эпохи. Один из символов внимательно на него смотрит.
- Я сразу поняла, что с тобой произошло. - тихо прохрипела старушка.
Виктор почувствовал в ногах что-то вибрирующее и мягкое. Это был кот, такой красивый, черный кот, смотрящий на него янтарными глазами.
- Домовой-это штука противная. - Старушка прокашлялась. - В наших краях они людей не любят, особенно новых. Не повезло тебе переехать прям к нему в лапы.

Виктор поднял глаза на говорящую женщину. Из цветущего платка выглядывали выбившиеся остатки когда-то шикарных локонов. Серые глаза сдавали позиции под напором тяжелых бровных дуг. Под ними нос-картошка, старческий рот. Старушка была хорошо одета, будто бы ждала к себе поздних гостей.
- Как вас зовут?
- Меня-то? Зинаида Ивановна, я тут, на отшибе, уже давно сижу, и мне отсюдова все-все видно. И твое лицо горюющее тоже…
- Зинаида Ивановна, я вас не видел почему-то за все это время у себя. А как же вы мне можете помочь? Как вы узнали о моей проблеме?
- А что тут такого? Я, благо мое, не болела еще, чтобы к тебе бегать! А про тебя сразу поняла… - старушка перевалилась через стол и стала говорить шепотом. - Мне этот мерзавец сам покоя не давал, пока я его не выгнала. Вот как, крест даю.
- И что мне теперь делать? Как вы его выгнали?
- Смотри и слушай внимательно. - Зинаида Ивановна постучала пальцем по дощатому столу. - Мне этот способ передала еще моя мать. Как придешь в хату, сразу подмети веником пол. Мети от того места, где он у тебя появляется в сторону двери, и выметай все прямо на улицу.
Виктор внимательно слушал, напрягая слух. Он очень боялся упустить что-то важное.
- Далее бери святую воду, обмывай ею руку и окрапливай все-все стены в доме. Главное! От того же места окрапливай до выхода. Никак иначе. Вот после этого с грязью всей нечистого и выставишь.
- И все? А у меня святой воды нет.
- Подожди, торопишься! - Грозно посмотрела на него старушка. Часы пробили девять.
- Ему ведь нужно проход перекрыть. Чтоб он вернуться не мог. Далее в открытую настежь дверь ты должен произнести: «пошел вон». Можно погромче, можно не один раз. И воткни в порог шило. Вот и все! Больше он тебя беспокоить не будет.

Виктор только опомнился и хотел обмолвиться, что у него воды нет, а шила тем более, как старушка встала и пошла к облезшему серванту, наклонилась, открыла нижнюю дверцу и вытащила оттуда литровую банку воды. Она закрыла дверцу, а вместе с тем открылись другие две.
- Тьфу. - Только и сказала Зинаида Ивановна.
Она закрыла оставшиеся дверцы, поставила банку на стол.
- Зинаида Ивановна, вода-то еще ничего, у меня ведь шила нет. - Тихо произнес Виктор.
- Ничего, я тебе сейчас принесу, оно мне все равно уже давно не нужно.
Старушка бодро заковыляла к бельевому шкафу и достала оттуда поржавевшее шило, немного согнутое к краю. Виктор глянул на часы, быстро допил чай и посмотрел на нее. Зинаида Ивановна положила шило на край стола, рядом с банкой, и вновь села напротив парня.
- Вот тебе все, что нужно. А теперь ступай, время уже позднее, засиделась я с тобой, а мне уже давно пора молитвы читать.
- Большое вам спасибо, я не знаю, как вас отблагодарить…
- Спасибо потом скажешь. Да и думается мне, что сожитель твой в тот дом от меня сбежал, поэтому хочу перед тобой грех я и отпустить. - прервали Виктора прохрипевшие слова сидевшей напротив него женщины.

Домой Виктор, успокоенный разговором со старушкой, пришел в суровой решительности. Он включил везде свет, поставил чайник, выставил бутылку свежего, деревенского молока, принесенного ему соседкой, милой, спокойной женщиной со смешными седыми кудряшками. Сидя за новым столом, заботливо прикрытым красивой фиолетовой клеенкой, парень долго обдумывал план своих действий. Он посмотрел на молоко и в голове его возникла новая, мудрая идея. Прежде чем прогнать домового, можно с ним сдружиться. Он вспомнил старую присказку своей матери о том, что все люди, у которых шалит домовой, ставят в печь или какое-то другое укромное место стакан молока и что-то съестное в блюдце. Он налил два стакана молока, один выпил сразу, другой поставил вместе с тарелочкой в давно не топленную печь. В тарелке аккуратно лежали два печенья и немного конфет. После, фельдшер, до ужаса довольный своей смекалкой, поужинал остатками утренней жареной картошки, выпил чаю и спокойно лег спать. Будь что будет. Ночью его разбудил резкий холод, в легких стало тяжело, Виктор вскочил с кровати и побежал в коридор. В своем смятении он не заметил мужчину, стоящего в углу и смотрящего своей тенью ему вслед. Виктор включил коридорную лампу, упал на колени, кашель распирал его легкие, он натужно кашлял, а из его рта лилось молоко. Утром он проснулся в коридоре, в луже вытекшего из него молока. Он долго вставал, прислушиваясь к своему замерзшему телу и терпя сильную головную боль. Заглянув в печь, он увидел отсутствие одного печенья и молока в стакане. Отматерившись, что для него совсем не характерно, парень прямо в трусах начал свой обряд. Он достал в чулане веник, тщательно вычистил весь дом, скинув всю грязь из совка за порог дома. Окропил стены святой водой, взял шило, поскользнулся и упал на лестнице возле порога, чуть не пробив себе шилом живот, поругался, встал, наблюдая за котом, смотрящим не него из соседнего двора, ему показалось, что он его уже видел.
- Пошел вон! - крикнул уставший и злой фельдшер. - Пошел вон! Пошел вон! - и вонзил шило в порог почти до рукояти.

Солнце грело молодую листву одиноких деревьев, стоявших рядами на стороже полей. Наверное, им было обидно, что их старания пропадают зря, и поля уже много лет стоят непахаными. Виктор не спеша шел на работу, ловя утренние лучи-зайчики. Он был благодарен всему миру за его счастье быть свободным и самостоятельным. На прошлой неделе, трехмесячно убедившись в отсутствии домового, он пришел к Зинаиде Ивановне и отблагодарил ее коробкой конфет и набором чая, купленными в городе. Старушка в ответ только махнула рукой и улыбнулась. Рабочий день прошел тихо и гладко, Виктор пришел домой полный сил довольно рано, поэтому успел прибраться и приготовить вкусный вишневый пирог по новому рецепту, которым с радостью поделилась дама с соседнего участка. Поужинав, парень лег спать, завтра выходной. Ночью он открыл глаза от того, что не может дышать. Прямо над ним стоял мужчина, он был в шляпе и длинном пальто, портфель держался в руке. Мужчина отсвечивал под светом Луны так, как-будто был весь мокрый. Виктор не мог пошевелиться, зрение начало плавать, будто он погрузился в воду. Он тонул, он был окутан животным страхом, погружаясь все глубже и глубже, но ничего не мог с этим сделать.

II

- Так он и помер. А нашли его уже утром, спохватились быстро, на работу ведь он не вышел. К нему стучат, а у него дверь открыта, а он сам лежит на кровати, спокойный такой весь, только кожа у него синяя-синяя, как слива.
- И что, ничего не нашли?
- Нет, ничего, а в легких ему воду нашли, захлебнулся он, ведь и какое-то дело заводили, а толку не было, по селу только и пошло, что врача молодого черт сгубил. Задушил ночью.
- Нет. Я понять одного не могу, почему способ той старушки не подействовал? Она же сама избавлялась от этого домового, с ней же все хорошо было.
- Так тут как раз все и просто. Дала-то она ему не свое шило, а шило, принадлежавшее тому домовому. А домовой тот был не домовым вовсе, а душой не упокоенной, которая озлилась вся.
- А вода?
- А вода не святая была! Она же стояла с этой банкой у забора, ее с озера и набрала, а тут фельдшер ей и приглянулся.
- Но, но почему? Что же он сделал это Зинаиде Ивановне? Кто была той старушкой, что обманула парня? Он же совсем молодой был, она его убила!
- Тише-тише… хе-хех. - прохрипел старый женский голос. - Той старушкой я и была.

В моих глазах будто свет пропал. По спине пробежали миллионы мурашек. Старушка, сидевшая напротив меня, с озорной ухмылкой смотрела прямо в глаза. В голове бился тысяча и один вопрос, как поочередный звон настенных часов, сообщавших, что время близилось к вечеру.
- П… почему?
- Ох, миленький, муж у меня был по молодости, души мы в друг друге не чаяли. Я дояркой была, каждое утро с солнцем на работу уходила, а он был мастер на все руки и в выходные дни делал отличные сапоги.
- Я вас не понимаю…
- Тогда и слушай молча… Однажды с утра пошел он на рыбалку на озеро наше, а к нему на озере пристала свора молодых парней, пьяных. Начали его пугать, хотели обворовать, говоря, что он одному из них недавно сапоги продал, а они разошлись все. Только он никому из них никаких сапогов не продавал, вот что.
- Откуда вы это узнали? Все эти подробности?
- Детвора все видела, детишки-то сначала смотрели, кричали, а как они его колотить стали, разбежались на помощь звать. Пока все прибежали, а этих нет уже. А Сережу моего они забили до беспамятства, в карманах пошарились и выкинули в озеро. Он и захлебнулся там…
- Какой ужас, и теперь он… он мстит? Почему же он мстит обычным людям? Вы ему помогаете!
- Тех ребят он к себе прибрал уже под стражей… Всех утопил. Видно мстит он молодым теперь, что его на озере сгубили. Я его во сне видела, не раз.
- Да что же это такое…

Я уронил голову себе на руки, совсем позабыв, для чего я сюда пришел и что я здесь так долго делаю. Старушка долго молчала, поддерживая мое задумчивое самочувствие. Седой паук-крестовик, тихо посмеивался надо мной в углу, перебирая лапками паутину, опутавшую лики святых. Я посмотрел на дверной проем, в нем на меня смотрел неизвестно откуда появившийся кот. Такой красивый, угольно-черный кот, смотрел на меня огненно-янтарными глазами, завернутыми в пушистую мясистость кошачьего тела.
- Вот так и все сидят, все на мою сказку так и отвечают! - резко посмеялась Зинаида Ивановна.

Домой я пришел в сильном смущении. Треклятая старуха развела меня как маленького мальчика. Домик бабушки и дедушки, доставшийся мне по наследству, приглашал меня согреться после непродолжительной, задумчивой ходьбы по морозу. На улице давно стемнело, и я шел с фонариком, который разрядил весь телефон, поэтому в доме, переодевшись и заперев дверь, я лег на кровать и стал читать книгу, освещенную мерцающим, электрическим пламенем торшера. Немного отвлекшись и изрядно измотав и так уставшие глаза, я выключил свет, положил книгу на полку и лег спать, завтра нужно было чистить снег. Ночью я проснулся из-за кошмара, приснившегося мне благодаря истории старой дамы. Я открыл глаза, вспомнил, что у меня стоял бокал с водой и начал искать его на тумбе. Приподнявшись и посмотрев вперед себя, я оцепенел от ужаса. Возле шкафа стоял мужчина. Он был в шляпе и длинном, почти до пола пальто. В руках у него был классический мужской портфель.