1
Я, Костя и Миша приехали в школьной лагерь на день раньше смены. У нас, вроде как, было задание подготовить всё к приезду остальных. Особой работы мы для себя не нашли, помахали тряпками в кубрике, чуть протёрли окна, немного помели дощатые веранды своего и пары соседних кубриков, после чего поставили чайник. Близился вечер, солнце опускалось за горизонт.

Баба Клава, лагерный сторож, звала нас ночевать к себе, но мы, не раздумывая, отказались. Она оставила нам три комплекта спального белья и ушла в свой кубрик.
Электрический чайник забурлил кипятком и выключился. С собой у нас были плюшки, пряники и овсяные печенья. Мы заварили чай и разместились на веранде, откуда открывался вид на поле, раскинувшееся до самого горизонта под пылающими закатным заревом облаками. Надо сказать, вечерний пейзаж являл собой подлинно живописное зрелище. Будь у меня с собой хорошая камера, я бы не применул сделать парочку кадров.

Дул слабый ветерок, тихо шелестя кронами раскидистых клёнов. Потом облака потухли, став похожи на серые горы, солнце опустилось. Поле приобрело мрачный вид, кончаясь чёрной-пречёрной полосой леса вдали. Где-то за прутчатым забором застрекотала живность.
На часах было уже почти десять, и мы ушли в кубрик. Стали ложиться спать.

Разместились на трёх кроватях в дальнем конце. Миша занял постель у самой стены.
— Ставни надо закрыть, — сказал он, — на всякий случай.
Мы с Костей, улыбаясь, переглянулись, но ставни закрыли.
В кубрике горел свет, вокруг лампочки кружилась мелкая мошкара. Миша взял с улицы топор, который лежал на пеньке около веранды — его использовали для рубки дров на костёр. Потом закрыл дверь на замок и привязал ручку шнурком к торчавшему из косяка гвоздику.

— Чё жути нагоняешь? — сказал Костя.
— Мало ли, — спокойно произнёс Миша, — залезет ещё кто.
Мы с Костей снова переглянулись, сдерживая смех. Миша положил топор под подушку, залез в постель и укрылся одеялом.
— Ты нас смотри по ошибке не тяпни, — улыбнулся Костя, тоже ложась в постель.
— Не боись, — сказал Миша, — не тяпну.
Я выключил свет и тоже лёг.
Темно было, как в погребе. Темно и тихо.

Прошёл час, может больше. Мне не спалось. Костя тоже ворочался. В щелях ставень появился свет.
— Светает что ль уже? — спросил Костя, — щас ночи совсем короткие.
— Нее, — ответил я, — это луна взошла. Щас полночь ещё только.
Потом в щелях снова стало темно, а ещё немного погодя вновь обозначился серебристый свет. Луна то пряталась за тучами, то снова выглядывала. Миша спал, тихо посапывая.
— Слыхал? — вдруг спросил Костя.
— Что? — не понял я, но слух мой за секунду до этого уловил какой звук.
Прошло ещё несколько секунд, и звук тот повторился. Я уже отчётливее уловил его, поняв, что это был стук. Со стороны двери тихо донеслось — тук-тук-тук...
— Стучит кто-то, — сказал Костя, — в дверь.
— Ага, — подтвердил я, прислушиваясь.
— Кого там принесло? — спросил Костя. По звуку кровати я понял, что он приподнялся.
— Хер знает... — протянул я настороженно.
Костя в пол голоса крикнул:
— Баб Клав, вы что ль?
Ответа не последовало. Только из тишины снова донеслось — тук-тук-тук...
Мы с костей встали с кроватей. Сперва он подошёл к двери, а потом и я на ощупь проследовал за ним. Тук-тук-тук, — повторилось вновь.
— Кто там? — громко спросил Костя.
Не услышать его было нельзя, даже стоя за дверью. Но никто не ответил. Только снова — тук-тук-тук...
— Да что б их за ногу, — тихо выругался Костя, а потом вновь, почти криком, спросил, — кто там? Баба Клава, вы?
Ответа не было.

Мы немного постояли у двери, вслушиваясь. Больше стук не повторился, и мы вернулись в постель. Ощущение было жутковатое. Кто мог стучать в дверь в такую поздноту? — думал я, глядя в укутанный мраком потолок.
— Может из города кто приезжал? — предположил Костя.
— Уже за полночь, — отвечал ему я, — кто в такое время поедет... и хрен ли они не отвечают.
Прошло ещё немного времени. Миша по-прежнему тихо посапывал. Костя сперва ворочался, но потом утих, видимо заснул. Засыпал и я. Уже стал было видеть какой-то сон, как вдруг опять — тук-тук-тук... Я поднялся. Полусидя, упираясь руками в края кровати, прислушался. Опять слышу — тук-тук-тук... Прошло где-то с четверть минуты и снова — тук-тук-тук...
— Костя, Костя, — стал я толкать его в плечо.
Тот проснулся и спрашивает:
— Что?
— Опять стучит кто-то, — сказал я.
В подтверждение моих слов из тишина донеслось — тук-тук-тук...
— Да, стучит, — сказал Костя.
— Уже несколько раз.
— Давай проверим, — предложил он, — выйдем, посмотрим кто там.
Мне эта идя совсем не понравилась.
— Не, не надо, — сказал я.
— Очкуешь что ль?
— Ты прям не очкуешь.
— Да там, по любому, ребятня какая-нибудь деревенская, — голос Кости приобрёл агрессивные нотки, — давай выйдем, наваляем им.
— А если они нам наваляют? Может их там толпа целая.
И снова — тук-тук-тук...
— Может давай отвечать не будем, — сказал я, — сами уйдут.
Тут мы услышали какой-то шуршащий звук. Кто-то то ли тёрся, то скрёбся об дверь или об стену кубрика. Мне стало не по себе. Воображение нарисовало животное, размером эдак с медведя. Потом источник шуршащего звука стал двигаться — кто-то карабкался вверх. Мы услышали противный скрежет о металлическую поверхность. Крыша кубрика была сделана из листов алюминия, что прогибаясь под чьей-то тяжестью, стали издавать гулкий звук — бум-бум...

— На крышу залез, — сказал я с придыханием.
— Ага, — протянул Костя.
Хорошо что Мишка дверь додумался закрыть, — думалось мне, — а то б вошёл бы сейчас незваный гость.
— Чё за хрень там ползёт? — спросил Костя. Голос его был взбудораженный, — как ты думаешь?
— Ваще без понятия, — сказал я. В голове не было ни единого рационального предположения.
— Крокозябла, блин, какая-то.
— Пойдём накостыляем, — пошутил я.
— Иди, — ответил Костя, — я закрою за тобой. Потом постучишь.
— Очкуешь?
— Да иди ты. Сам то чё?
Звук становился ближе, что ползло по крыше уже над нами. Я укрылся одеялом по самую шею. Кровать Кости издала скрипучий звук.
— Чё-то страхово, — сказал он.
Потом мы услышали, как за стеной хрустнуло дерево и что-то шмякнулось о землю. Хруст был громкий и отчётливый, видимо это что-то было совсем не маленьким, раз смогло своим весом обломить толстую ветвь.
Потом всё стихло, но не прошло и минуты, как снова в дверь — тук-тук-тук...
— Вот опять, — сказал Костя.
— Может прикалывается кто? — предположил я.
— Хрен его знает.
И опять — тук-тук-тук... После чего было слышно, как дверь что-то навалилось, скрипнули старые косяки.
— Ломится, — сказал Костя.
От одной лишь мысли, что сейчас сюда кто-то может войти, у меня сдавило в груди.
— Пойдём кроватями подопрём дверь, — сказал Костя.
Я чуть подумал и согласился:
— Идём.

Мы встали с постелей и в темноте, на ощупь, взяли сначала одну кровать из передней части кубрика — плотно придвинули её к двери — потом вторую, положив её на первую.
Чёрного хода здесь не было, так что спасаться, думал я, можно будет только через окна.
Костя на цыпочках пробежал по кубрику. Я ощутил сдавливающую волну страха, осознав, что нахожусь возле двери один, и тут же поспешил вернуться в кровать, поближе к ребятам. Там было не так страшно.
Потом стук стал тише и вовсе прекратился.
Я лежал, чувствуя рубящую сонливость, и немного погодя заснул.

2
Утреннее солнце глядело через открытые ставни. Проснувшись, я уткнулся лицом в подушку, накинул на глаза одеяло, чтоб свет не тревожил меня, и снова стал засыпать. Но вдруг испуганно вскочил от громкого стука, сотрясшего дверь. Оглядевшись, я увидел, что ставни были открыты только на одном окне, том, что находилось напротив моей кровати. Остальные были закрыты на крючки. Миша с Костей спали. В дверь продолжали барабанить. Зашевелился и Костя. Я заметил, что у него из под подушки торчала деревянная рукоятка топора, по всей видимости, он вынул его из-под подушки у Миши.

В дверь застучали громче.
— А! Чё! — проснулся Костя, глядя по сторонам заспанными глазами.
— Стучат, — сказал я.
— Слышу, что стучат, — сказал Костя.
Резко оживившись, он скинул с себя одеяло, встал с кровати и взял в руки топор. В нём виделась раздражённость и злоба.
Я тоже встал с постели и мы вдвоём подошли к двери, что с ночи была забаррикадирована двумя сложенными друг на друга кроватями.

— Кто тама? — крикнул Костя не своим, глуховатым спросонья голосом.
За дверью послышался знакомый голос нашего вожатого Вити.
— Открывайте, — кричал он, — оглохли что ль? Достучаться не можем.
Мы с Костей переглянулись и, отодвинув кровати в сторону, отварили дверь. На пороге стоял Витя, высокий плечистый парень, и десяток наших одноклассников за ним.
— Чё у вас здесь? — спросил Витя и, посмотрев на Костю, увидел топор, — а это зачем?
— Стучал кто-то, — сказал Костя, точно так же, как и я, выглядя неловко.
Витя переглянулся с нашими одноклассниками, улыбка на его лице переросла в короткий смешок. Потом он окинул взглядом кубрик и, увидев две лежащие друг на друге кровати, спросил:
— Чё у вас тут за погром?
Мы с Костей молчали, не зная что и сказать. Одноклассники наши посмеивались, что-то говоря друг другу. Миша спал, даже не шелохнувшись.
В общем, мы рассказали что произошло ночью. Я поведал про то, как стучали в дверь, а Костя про то, как по крыше кто-то лез. Мы оба чувствовали, что выглядим дураками, но к нашему удивлению, Витя вдруг изменился в лице, стал серьёзный.

— Это хорошо, что вы дверь закрыли, — сказал он и шагнул в кубрик, — а этот чё спит? Будите.
Костя пошёл будить Мишу. Ребята стали заходить в кубрик с баулами наперевес, оглядывались, улыбались, негромко посмеивались.

— Эээ! — вдруг раздался встревоженный голос Кости, — он это... чё-то!
Витя настороженно посмотрел в дальний конец кубрика. Подошёл к Косте, я за ним. Втроём мы стояли возле постели, на которой лежал Миша. Позади нас грудились остальные ребята. Все недоумевая смотрели на Мишу. Тот лежал на спине, глядя лицом в потолок. Рот его был приоткрыт и неподвижен, а глаза, широко распахнутые, отдавали неестественным стеклянным блеском.

— Что с ним? — тихо спросил кто-то.
Никто не ответил, но стало ясно, что Миша был мёртв...