- Добрый день. Я, Кольцов Михаил, адвокат подсудимой Лавровой, назначен для ведения её дела за номером 17/66.

Офицер полиции продолжал сидеть за письменным столом, не обращая внимания на юношу. В руках его была газета, и свежие светские сплетни были гораздо интересней, чем разбираться с молокососом-адвокатом.

- Прошу прощения, Вы меня слышали?

Офицер соизволил посмотреть на Михаила. Надежда, что проблема в лице юного защитника испарится так же быстро, как и возникла, пропала втуне. Полицейский медленно перевёл взгляд на удостоверение адвоката, протянутое юристом. Теперь у дежурного офицера остался лишь один способ отделаться от посетителя, которым он не преминул воспользоваться.

- Ордер предъявите, пожалуйста, молодой человек.

Немного смутившись, юный адвокат открыл портфель и уже через секунду вытащил слегка помятый документ с красной печатью. Похоже, проблема никуда не денется.

- Камера четырнадцать. Офицер Рябушкин, проводите защитника к этой сумасшедшей. И знаешь, что скажу тебе, парень…

- Что?

- Беги ты отсюда, у неё три адвоката до этого было. Первый повесился, два других с ума сошли…

- Спасибо, я сам смогу со всем разобраться.

Кольцов проследовал за офицером полиции к камере заключённой. Конечно, он читал все материалы дела, и первое, что его заинтересовало – это отказы трёх состоятельных адвокатов вести дело Лавровой, причём каждый из них отказался при довольно мучительных обстоятельствах. Да и дело само наводило ужас.

Лаврова четыре года была замужем за богатым столичным бизнесменом. Друзья семьи и партнёры Аркадия Павловича говорили, что за год до смерти мужа супруги начали увлекаться мистицизмом, покупали разные книги по эзотерике, проводили спиритические сеансы дома. Вскоре бизнесмен замкнулся и последние четыре месяца перед смертью вообще не показывался на людях.

В квартире Лавровых из посторонних за это время появлялась только уборщица, которая и обнаружила утром 9 сентября труп Лаврова, вернее сказать, то, что от него осталось. На полу самой большой комнаты в квартире семьи была начертана пентаграмма с огромным количеством символов, расшифровать которые смогли только специалисты по древнеарамейскому языку. В центре пентаграммы лежал бывший бизнесмен, его живот был распорот от паха до горла, грудная клетка проломлена. Во рту жертвы не было языка. Сердце, одно лёгкое, печень и мочевой пузырь покоились каждый в своей чаше, которые стояли вокруг пентаграммы. Кишки были размотаны и разбросаны по всей пентаграмме. Повсюду была кровь.

После того, как уборщицу закончило тошнить в дверном проёме, она набрала 02 и упала в обморок. Следователи нашли в комнате с трупом чашки с отваром из галлюциногенных грибов и большое количество пустых бутылок из-под алкоголя. Мария Лаврова была найдена полицейскими в другой комнате, она спокойно спала в кровати, как будто не замечая всего того, что творилось в квартире.

Через несколько дней экспертами было дано заключение – Лавров совершил самоубийство, он самостоятельно разрезал себе живот ножом и выложил органы по чашкам. Но также экспертиза нашла следы его супруги на полу, где была начертана пентаграмма, на ноже были найдены её отпечатки пальцев. В связи с этим было возбуждено уголовное дело за доведение до самоубийства.

Судебный процесс по делу Лавровой длился уже полтора года. За это время у подсудимой сменилось три адвоката, на стороне обвинения сменилось два представителя. По прикидкам Кольцова, дело близилось к своему финалу, осталось одно заседание суда, в котором подзащитная должна дать свои показания, затем заключительные речи сторон, и суд будет готов вынести решение. Для доведения этого дела до разумного конца Кольцову требовалось подготовить с Лавровой её речь в суде, для этого он и явился в изолятор временного содержания.

- Вторая камера справа. Стул есть в конце коридора. Дальше я не пойду.

- Что Вы говорите? Я имею право находиться во время свидания с моей подзащитной в отдельном кабинете, чтобы избежать подслушивания. Вы не можете меня оставить вот так в коридоре.

- Отдельный кабинет? Ты, малыш, верно понятия не имеешь, что тут происходит! Ты на этом этаже в камере хоть одного человека видишь? Нет? Так вот я тебе так скажу. Четверо из восьми заключённых на этом этаже покончили с собой в ночь приезда этой… этой, - он украдкой посмотрел в сторону камеры Лавровой, голос его дрожал. Он закрыл глаза, сглатывая слюну. Было видно, как он старался себя успокоить. Он медленно открыл глаза и продолжил, - этой милейшей госпожи.

Этот тон и слова никак не укладывались в голове Кольцова. Секунду назад охранник готов был выругаться, а сейчас называл её госпожой.

- Остальные четверо выли как резаные каждую ночь. Они были готовы признаться во всех преступлениях, даже тех, которые не совершали. Ты бы видел, как радовался сговорчивости одного из них следователь. Позже нам пришлось убрать отсюда всех, кроме… кроме госпожи. Так что, может, то, что ты говоришь, и правильно. Но я лучше работы лишусь, чем открою эту камеру. Понял?

Не дождавшись ответа, полицейский зашагал в обратном от камеры направлении, послышался скрежет металлической двери, громкий хлопок, и в коридоре наступила тишина.

Недолго постояв, адвокат решительно направился к камере Лавровой. Он сел на стул, достал из портфеля широкий блокнот для записей и посмотрел сквозь решётку камеры.

Мария Петровна сидела на нарах, поджав ноги, спиной она облокотилась на стену, руки были скрещены за головой. Она медленно повернула голову в сторону Кольцова.

- Ты здесь, чтобы защитить меня, душа моя?

От такого обращения Михаил поперхнулся собственным вдохом.

- Эээ, да, Мария Петровна. Я Ваш новый адвокат. Нам необходимо продумать Вашу заключительную речь в суде…

- По-моему, тут и так всё понятно, - Лаврова прервала адвоката, - даже эти остолопы полицейские понимают, что меня посадят.

- Я так не думаю. Я читал материалы дела, обращался к протоколу судебных заседаний. Вы сможете избежать наказания, если будете настаивать на том, что Ваш муж был сумасшедшим. Нам необходимо доказать в суде, что он был склонен к суициду и, более того, был угрозой Вашей жизни. Тогда перед присяжными Вы предстанете как жертва, а не как убийца. Но для того, чтобы защитить Вас, мне нужно знать, как всё было на самом деле.

- Душа моя, что я должна тебе рассказать?

- Ээээ… всё. Расскажите мне всё с самого начала.

- Хорошо. Я расскажу тебе всё, душа моя.

Мария взяла в рот сигарету, достала спички. Выпустив дым через нос, она промолвила:

- Мой муж никогда не одобрял моей пагубной привычки. Порой даже наказывал за это.

- Отлично, продолжайте. Он Вас бил? Есть ли свидетели этого?

- Что Вы! Миша никогда не поднимал на меня руку. Он просто смотрел на меня таким укоряющим взглядом, как на маленького ребёнка. Он всегда так ко мне относился, несмотря на то, что я была старше его на три года. Если я вела себя не должным образом, ему стоило только посмотреть на меня. Знаете, у Вас точно такой же взгляд, как у него.

Мария затянулась ещё раз.

- Стоп, стоп! Погодите. Вы сказали - Миша? Но Вашего мужа звали Аркадий, а в Ваших документах нет никакого упоминания о том, что Вы были замужем дважды. Более того, Вы были старше Лаврова на четыре года.

Мария улыбнулась. Стряхнув пепел, она продолжила.

- Я родилась 10 ноября 1865 в Санкт-Петербурге. Мой отец был действительным статским советником и служил контроллером департамента таможенных сборов. Моя мать происходила из старинного дворянского рода, в числе её предков было много талантливых морских офицеров. С Мишей мы поженились в 1891 году. Затем у нас родилось четверо прекрасных детей: Ниночка, наша старшенькая, Миша, наш единственный сын, и погодки Тамара и Леночка.

Не скажу, что жизнь у нас была простая. Мой муж был дворянином, выпускником военной академии. Тогда было честью служить в армии, не то что сейчас.

Миша всегда был свободолюбив. Он многое хотел поменять. За это его и уволили со службы. Времена тогда такие были: стоило тебе написать что-нибудь в либеральном духе, и на политической карьере можно было поставить крест. Тогда-то он и познакомился с… познакомился со своими друзьями, - сигарета была докурена. Мария достала ещё одну, закурила и продолжила:

- Они говорили, что власть в стране несправедлива к народу и что это нужно менять. В 1901 он оставил меня с детьми и уехал во Францию. По крайней мере, так он мне сказал. Вернулся он только через год. Я совсем его не узнала. Он так сильно изменился. От прежнего Миши не осталось и следа. Из своего путешествия мой муж принёс целые стопки книг, складировал их у себя в кабинете и запирался там часами. Одному Богу… - Лаврова ухмыльнулась, - или не совсем… Богу ведомо, что он там делал.

В доме все чаще стали появляться его друзья. Они устраивали свои собрания, но меня туда никогда не пускали.

После первой революции мой муж вернул себе долгожданное влияние, он был избран членом Государственной Думы от Петербурга. Но этого ему показалось мало. Со своими дружками он агитировал народ на ещё одну революцию, распространял антицарскую литературу. После одной из речей в Саратове его посадили в тюрьму. Я надеялась, что пребывание в Крестах немного охладит его пыл и он будет проводить больше времени со мной и детьми, но я ошибалась. За все полгода заточения он позволил мне встретиться с ним всего один раз и то для того, чтобы передать какую-то книжку из тех, что хранились в его кабинете.

После выхода из тюрьмы он продолжил работу в кадетской партии, а позже стал секретарём комитета партийной фракции в Думе.

Наверное, я так никогда и не узнала бы о его… о… скажем так, о другой стороне его жизни, если бы не мой недуг. В 1912 у меня начался сильный кашель, я харкала кровью. Муж запер меня в спальне, не позволяя входить ко мне никому кроме него. Туберкулёз в то время был практически неизлечимой болезнью. Мою скорую кончину видел и муж.

В январе 1913 я попрощалась с жизнью, силы совсем покинули меня, без помощи мужа я не могла даже встать с кровати. Тогда-то мой супруг и раскрыл все свои карты.

В своём долгом путешествии он открыл истину, которая для многих людей закрыта и по сей день. Он говорил, что открыл древнее знание вечной жизни и хотел его использовать, но к тому времени Миша был ещё не готов. Я до сих пор помню его взгляд, он смотрел на меня своими серыми глазами и говорил: «Какой толк в вечности, душенька, если я там буду один?».

Время поджимало, и мне оставалось жить считанные дни. Я до сих пор помню ночь на 14 января 1913 года. Супруг отправил детей к моей матери, всех домашних выгнал из дома с наказом день не появляться ни под каким условием. Полтора часа он чертил линии и символы на полу моей комнаты, всюду были развешаны травы. Я до сих пор помню этот противный запах. Миша запер створки окон, плотно закрыл шторы и начал обряд.

Сначала он длинным ножом порезал свою ладонь и пролил несколько капель крови на пол. Он бормотал что-то себе под нос. Внезапно дикая и острая боль буквально проткнула меня насквозь. Мне казалось, что нечто рвёт меня изнутри. В тот момент я помню, что больше всего на свете желала вздохнуть. Хотя бы ещё один раз. До той поры я никогда не задумывалась о том, что когда-либо буду мечтать об одном лишь вздохе.

Мои руки вывернуло, я услышала хруст собственных костей. Ноги дрожали, рот был открыт, словно я пыталась что-то громко кричать, но не было слышно ни единого звука.

Миша подошёл к кровати, где я извивалась от боли. Он посмотрел мне прямо в глаза, взял мою руку и, не моргнув и глазом, провёл острым ножом по моей ладони. Я помню, что никакой боли не почувствовала, хотя видела, как кровь тонкой струйкой сочилась из моей руки.

Муж прислонил свою кровоточащую руку к моей ране. Я уже потеряла счёт времени и чувствовала как, задыхаясь, начинаю терять сознание. В этот момент мои губы почувствовали солоноватую жидкость, и глубокий вдох пронзил мои лёгкие. Все мои мышцы мгновенно напряглись и резко расслабились. Ещё один вдох, и такой долгожданный воздух начал растекаться по моему телу.

Я открыла глаза. Мой муж, скрючившись, стоял у кровати. Его руки были в крови, в них он сжимал ту самую книгу, которую несколько лет назад я принесла ему в тюрьму. Он поднял глаза на меня и улыбнулся: «Всё закончилось, душенька. Отдыхай». Я провела ладонью по губам, боль всё ещё отдавалась в суставах, но это было ничто по сравнению с тем, что я испытала всего несколько минут назад. На моих губах была кровь, и почему-то я поняла, что это была кровь моего мужа.

После той ужасной ночи я спала целыми сутками, лишь на короткое время выходя из своей спальни на воздух. Мне становилось лучше, а вот моему супругу становилось всё хуже и хуже.

Через год грянула война. Миша очень сильно хотел участвовать в ней, но из-за его политических взглядов его не пускали на фронт. Но, как Вы наверное уже поняли, мой супруг был весьма настойчивым человеком. 1 ноября 1914 года, в день перед отъездом на фронт, он сказал мне, что ему уже не спастись, что всё что он мог – отдал мне. Я помню этот взгляд, он смотрел мне прямо в душу, и последнее, что я услышала от него, было: «Только от тебя, душенька, зависит, увидимся мы ещё или нет. Просто помни, что вечность для одного – это пустота». Тогда я ещё не понимала смысла этих слов, да и, честно говоря, мне это было не нужно.

Единственное письмо, которое я получила с фронта, было от Нины, нашей старшенькой дочери. В то время она была сестрой милосердия на западном фронте. Он сказала, что 21 января 1915 Миша поднял свою роту в атаку в ночном бою у местечка Воля Шидловска рядом с Варшавой, где и погиб. Тело Нине помогли доставить в Россию. Мы похоронили моего мужа неподалеку от своего родового имения.

С тех пор жизнь навсегда изменилась для меня. Жить в старом доме у меня не было возможности. После революции 1917 я поселилась в Ленинграде на набережной канала Грибоедова в квартире, которая принадлежала моему брату Владимиру.

За тридцатые годы мне пришлось пережить многое – сначала от токсического шока умерла Леночка, затем моего сына и старшую дочь арестовали большевики. Летом 1941 года, когда Германия объявила войну, мне пришлось уехать к моей внучке Ирине в Вологодскую область, она там работала учительницей.

Я никому и никогда не говорила, что к своим 76 годам чувствовала себя на двадцать лет. Мои дети и внуки никогда мне не верили и считали полоумной старухой. Именно тогда, когда я оказалась у своей внучки, я поняла, что с этой жизнью мне пора заканчивать, я слишком много вытерпела в своей жизни. 25 января 1942 года я умерла.

- Пп… простите что?

- В смысле?

- Что Вы только что сказали? Умерла? Но…

- Душа моя, я понимаю, что выгляжу как сумасшедшая, но позволь мне тебе кое-что показать.

С этими словами Лаврова вытянула к адвокату правую руку, показывая ладонь. Поперёк наружной части ладони Марии зиял глубокий рубец.

- Со всем уважением к Вам, но это никак не доказывает реальность всей истории, которую Вы мне только что поведали. Более того, я совершенно не понимаю, как это может помочь Вам в суде?

- Ты слишком торопишься, душа моя. Солнце село уже, позволь мне закончить мой рассказ.

Не дожидаясь ответа, Лаврова снова закурила и продолжила.

Я умерла и в своей смерти возродилась. В тот год стояли сильные морозы, и я знала, что мне нужно делать.

Утром я вышла на улицу, сказав, что собираюсь зайти в школу к своей внучке. Дорога к школе проходила вдоль леса. Туда я и направилась. Я шла через заросли трое суток без еды и воды. Я совершенно не чувствовала ни голода, ни усталости.

С каждым шагом моё тело испытывало восторг и трепет, я чувствовала, что возрождаюсь.

Спустя две недели я вышла к Вологде. С удивлением для себя я обнаружила, что выгляжу не как 76 летняя старуха, а как двадцатилетняя девушка. Позже я узнала, что меня посчитали умершей, тогда я решила взять новое имя и начать новую жизнь.

Я многое повидала за свою жизнь. Прошла всю войну до Берлина. Дважды умирала и снова возрождалась. Я была замужем семь раз. Поначалу я чувствовала себя… богиней, вечная жизнь казалась мне даром. Но слова моего мужа всё чаще и чаще приходили мне в голову: «Вечность для одного – это пустота». Я даже пыталась покончить с собой в 90-м. Купила пистолет в Москве, села в ванной и направила пистолет в рот. Но знаешь, что-то меня остановило. Тогда я ещё не могла понять, что именно.

В те годы работу в Москве найти было тяжело, даже с моими… талантами. Поэтому я занялась тем, что подвернулось под руку – я скупала краденые вещи и продавала их богатым заказчикам. В девяностые было достаточно богатых дураков, желающих показать своим браткам, насколько они круты. Бизнес шёл хорошо, до тех пор, пока ко мне в руки не попала книга, та самая книга, которую почти восемьдесят лет назад держал в своих руках мой муж, исцеляя меня от недуга. Именно тогда я поняла, зачем прожила все эти годы. Я должна была вернуть своего мужа.

На перевод книги у меня ушло восемь лет, ещё три года ушло на то, чтобы понять, что и как необходимо сделать. Только спустя почти сто лет я осознала, какой величины был мой муж. Он был способен проводить ритуалы, описанные в книге, практически со стопроцентным успехом, и это несмотря на то, что сам он себя считал ещё неопытным. Эта книга на многое открыла мне глаза, на то, как устроен наш мир, на то, какое в нём место занимают люди. Но сейчас не об этом.

Для проведения ритуала мне нужна была жертва, но вся проблема была в том, что человек должен отдать свою жизнь по доброй воле. Своего рода это контракт: мы заменяем в этом мире одну душу другой – всё по доброй воле и по взаимному согласию. И как ты понимаешь, душа моя, найти такого дурачка было не просто.

Удача улыбнулась мне в 2005, я нашла амбициозного мужчину средних лет, который больше всего в жизни ценил своё эго и деньги. Естественно, ни с тем, ни с другим расставаться он не хотел. Всё, что мне нужно было – это подогреть его страсть. Я сказала ему, что знаю, как сделать его бессмертным. Конечно, он мне сразу не поверил, но за столько лет я хорошо научилась понимать человеческую натуру. Вскоре любопытство и жадность взяли своё, и мы начали готовиться к ритуалу.

Подготовка той памятной ночи заняла у нас четыре месяца, поскольку шанс у нас был всего один. Он продолжал думать, что в итоге получит вечную жизнь, а я понимала, что в случае неудачи в лучшем случае мой дражайший супруг просто умрёт, в худшем – застрянет где-то посередине между жизнью и смертью.

Ритуал был разделён на три части: подготовительная часть, этап отречения, этап принятия. В подготовительном этапе ему следовало накачаться наркотиками и алкоголем. В таком состоянии тело лучше входит в транс и способно выдержать дикую боль. Я накуривала его травами, пока он глотал отвар из грибов. Когда я поняла, что он готов, мы приступили к этапу отречения. Здесь ему требовалось отречься от своей земной оболочки и права его души находиться на земле. Этот этап похож на обратное рождение. Человек должен разрезать себе живот в знак отказа от своей жизни в пользу кого-то другого, символизируя рождение новой жизни. В этапе принятия он должен принять новую душу вместо своей. Для этого жертве нужно разложить свои органы по чашам вокруг пентаграммы. Как ты, наверное, сам догадался, времени на это остаётся очень мало до тех пор, пока организм полностью не отключится. Но Аркадий оказался силён в своей жажде вечно жить. Он сумел всё сделать правильно.

Я чувствовала, как из него уходит жизнь, нужно было действовать быстро. Я велела ему лечь посреди пентаграммы. Оставался финальный штрих, я пролила несколько капель своей крови на каждую из чаш.

В ту ночь, когда Миша вылечил меня, он оставил часть своей крови во мне, сохранив мою жизнь. Теперь я могла отплатить ему тем же.

Силы мои кончались, и я уснула в своей кровати. Очнулась, когда уже пришла полиция, а дальше ты и сам знаешь что было.

- Это невероятная история, Мария Петровна. Я скажу Вам честно, по результатам нашей беседы я предложил бы Вам изменить тактику. Мы будем говорить не то, что Вы всю жизнь в браке терпели унижения, а что Вы сумасшедшая. Расскажете эту историю – спасение от тюрьмы Вам будет обеспечено!

- Душа моя, не сердись на меня. Я помогла тебе всем, чем могла.

- Помогли? Вы потратили столько времени на пустую болтовню!?

Михаил осекся. Он посмотрел в глаза Лавровой, что-то не укладывалось в той картине, которую он видел сейчас. Точно! Сигареты.

- Мария Петровна, скажите, пожалуйста, а откуда у Вас эти сигареты? В течение месяца у Вас не было посетителей. Полицейские Вас боятся больше смерти. Тут просто некому приносить Вам сигареты.

- Душа моя, так это ты мне их принёс.

- Я? Но… вы бредите. Через несколько дней заседание, будь что будет. Если Вы захотите – скажите что нужно. Я сделал всё что мог.

***

- И в связи с этим, руководствуясь статьёй 316 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, суд решил Лаврову Марию Петровну признать невиновной в совершении преступления и освободить её в зале суда.

Стук молотка, и дело, шумевшее в Москве последние полтора года, было закончено. Перед выходом на улицу молодой адвокат подошёл к Лавровой.

- Мария Петровна, я не могу понять Вас. Вы произнесли такую речь в зале суда. Вы смогли показать всем, что были жертвой этого полоумного маньяка, но зачем… зачем Вы рассказали мне эту странную историю? Зачем было всё это, если Вы изначально могли себя защитить?

- Душа моя, ты так и не понял?

Молодой адвокат молчал.

- Скажи мне, где ты учился?

- Что, простите?

- Я спрашиваю, какой ВУЗ ты закончил?

- Я закончил… закончил… я… я не знаю.

- Хорошо, скажи мне тогда, кто твои родители?

- Я… я не знаю.

- Ты сирота, вырос в детском доме?

- Нннет… я просто… не знаю.

- Славно, скажи мне, откуда ты родом, душа моя?

- Я… я не знаю. Боже, что происходит?!

Лаврова ласково провела по щеке молодого адвоката рукой. Заглянула ему в глаза и промолвила:

- Вечность для одного – это пустота, душа моя. Но теперь – нас снова двое.