—Ты бабку вскрывал? — вопрошал у меня Роман Васильевич, заведующий морга.

—Вскрывал, — отвечал я.

— У неё печень же была?

—Ну была, — говорил я как-то неуверенно.

— А почки?

— И почки были.

—Сердце там, лёгкие?

— И сердце было, и лёгкие.

— А поджелудочная?

Я пожал плечами и едва слышно выдавил:

—Не знаю.

—Так, подожди, — снова начал Роман Васильевич. Он был рослый, седовласый, в белом больничном халате. Встав со стула, он наклонился над столом, поглядывая то в ноутбук, кликая мышью, то на кипу бумаг, — ты бабку вскрывал?

—Ну вскрывал, — снова произнёс я, не понимая серьёзен он или просто так шутит.

— У неё печень была? Лёгкие, почки?

—Были. Да, — голос мой стал громче и живее.

—Сердце было?

—Ну... было, как и у всех.

—Да. Как и у всех... Ещё печень, наверно, была?

— И печень была, — я невольно улыбнулся.

— А поджелудочная где?

Я снова пожал плечами:

—Не знаю.

—Не знаешь, — посмотрел он на меня, — понятно.

Роман Васильевич снял халат и шагнул к стене, где на крючке висело его зимнее пальто. Был уже вечер, смена близилась к концу.

Заведующий пошёл домой, я же вернулся в прозекторскую. Там, над железным столом горела люминесцентная лампа, покрывая белым светом выпотрошенный труп ушедшей своей смертью восьмидесятилетней старухи. В тени, на стуле, в углу сидел мой напарник Гриша — низкорослый мужичок с проплешиной, который в свои двадцать семь оставался девственником. В руках он держал пластиковую полторашку с разведённым медицинским спиртом. Налил себе немного в стакан и, опрокинув залпом, предложил мне. Я не отказался и, выпив, поморщился — было там градусов шестьдесят.

В морге оставались мы вдвоём. Накатив ещё по одной, мы немного поболтали, обсуждая, куда же делась поджелудочная той бабки. Как выяснилось позже: из-за старости железа срослась с желудком, но по неопытности своей мы не знали тогда, что такое вообще бывает.

Перед тем, как идти домой, Гриша помог мне отвезти тело бабки в холодильник, после чего выпив ещё одну стопку, пошёл домой. Я же остался дежурить.

Зайдя в кабинет, я прилёг на кушетку, укрывшись курткой. С закрытыми глазами, я думал о том, что делать дальше. Работа в морге мне уже порядком надоела, а участь постепенно спивающегося Гриши совсем не прельщала. Хотелось отсюда свалить. Вот только было всё не так просто. Держал меня здесь долг, долг в триста тысяч за обучение в ординатуре. По договору мне нужно было отработать три года или отдать деньги. Продам машину, — думал я, — да и найду работёнку получше. Забегая вперёд, скажу, что так оно и произошло.

А в ту ночь, когда я уже было начал засыпать, из коридора послышались какие-то звуки, будто в морге кроме меня был кто-то ещё. Меня это насторожило. Я приподнялся на кушетке и вслушался. Снаружи доносился приглушённый скрип. Мне было однозначно ясно, что открывалась тяжёлая железная дверь, и я догадывался какая — дверь в холодильник. Скрип той двери я мало с чем мог перепутать.

Для дальнейших действий мне пришлось набраться смелости. Встав с кушетки, я уверенно прошагал по кабинету, открыл деревянную дверь и вышел в коридор. Слева от меня был закрытый на ключ выход на улицу, справа — коридор тянулся на десяток метров, посерёдке две двери: одна в прозекторскую, другая в туалет. Потом коридор, приобретая Т-образную форму, разветвлялся на два прохода, ведущие в холодильники. Царил полумрак — рядом с дверями в туалет и прозекторскую тускло горела лампочка, освещая пустые каталки и... человеческую фигуру, стоявшую в полный рост.

И тут я дико испугался. Фигура та была уродливая, с кривыми тощими ногами, что держали на себе мешковатый старческий торс. Когда фигура шагнула вперёд, я увидел в ней зияющую дыру от шеи до пояса — это была никто иная, как та самая старуха. Ковыляя и пошатываясь, она двигалась ко мне.

Я тут же занырнул обратно в кабинет, рывком закрыл дверь и повернул вертушку замка. Снаружи простучала череда быстрых, как бег, шагов. Потом в дверь силой ударили. Один раз, потом ещё. Кровь бешено приливала в мозг, сознание мутнело. Деревянная дверь сотрясалась от ударов. Потом на мгновение всё стихло, но тут же послышался скрежет. Кто-то орудовал ногтями по деревянной поверхности. Я услышал мерзкий, пробирающий до глубины души скрипучий старческий голос:

—Пустииии мииилоооок.

Я навалился на дверь с большей силой...

То, что было дальше, помню смутно. Видно, из-за сильного эмоционального перенапряжения моё сознание потеряло связь с реальностью. Очнулся я лёжа на кушетке, за окном светало, кружил снег, а в дверь неистово звонили. Встав на ноги, я вышел в коридор и открыл входную. Меня окатил поток морозного зимнего воздуха, на пороге стоял Гриша.

—Чё так долго не открываешь? — спросил он.

—Ааа, — произнёс я сонно и выдавив первое, что пришло в голову, — да спирту, кажись, перебрал немного.

Произошедшее накануне стало казаться мне не иначе как сном — по крайней мере, в тот момент я воспринимал этот именно так. Правда, ощущение чрезмерной реалистичности того ночного наваждения не покидало меня, наполняя глубоким мистическим страхом.

Гриша вошёл и направился в кабинет переодеваться. Я же снял халат, надел куртку, отдал напарнику ключи и пошёл домой, сказав, что буду отсыпаться весь день и лучше, если он не станет меня беспокоить звонками по пустякам. Тот понимающе кивнул.

Я вышел с морга и по морозу, пробиравшем порывами ветра сквозь джинсы и подштанники, направился к остановке. Утреннее солнце слепило глаза. Сон, это был сон — крутилось в голове, в то время как мысли о минувшем кошмаре всё никак не покидали сознание.

Придя домой, я сразу отрубился, не приняв душ и сумев только раздеться...

...

В ванную я пошёл, уже когда проснулся, под вечер. На часах была половина шестого, а за окнами царила по-зимнему ранняя темень. Дома я был один: мать у подруги, а отец по делам в Новокуйбышевске. И вот стоял я, значит, под струёй приятной тёплой воды, смывая с волос густую массу шампуня. В тот момент, как я взял в руки мыло, свет погас. Стало темно, как в погребе. Я домылся в слепую, выключил воду и вылез из ванны. Вытерся. Надев свежие трусы, трико и майку, вышел из ванной и с удивлением обнаружил, что свет в квартире горел, и в коридоре и в моей комнате, везде, где я оставлял его включенным. Мысль о том, что перегорела лампочка, сразу отпала, как только взгляд мой упал на выключатель. Тот был в положение выкл. Я щёлкнул по нему и в ванной загорелся свет. Кроме меня в квартире точно никого не было.

В голову пришло вполне рациональное объяснение — кнопка выключателя, по-видимому, была где-то в срединном положение и просто отщёлкнулась. Однако, произошло подобное, на моей памяти, впервые. Я вернулся в ванную, решив почистить зубы. Едва я сплюнул пасту в раковину, как свет снова погас. Открыв дверь и шагнув в коридор, я снова обнаружил выключатель в положении выкл — дома я один, но кто-то выключает свет в ванной. Стало жутко не по себе.

В тот же самый момент я ощутил чьё-то присутствие, кого-то поблизости. Нос уловил знакомый, сладковатый запах мертвечины, и я размеренным шагом направился ко входной двери, чувствуя как страх наполняет всё моё тело. С полки прихожей я взял ключи, вставил нужный в замок и, резко повернув, толкнул дверь, пулей выскочив в подъездную прохладу. Этажом выше жил мой старый друг.

Я силой давил на кнопку звонка, пока дверь не открылась, и я не увидел Диму — рослого накаченного, стриженного под ёжик сивого парня в борцовке и трико с лампасами. Он, недоумевая, смотрел на меня, а я на него.

—Здорово, Камиль, — сказал он.

—Диман, у меня в квартире кто-то, — произнёс я едва слышно. Дышал как паровоз, от стресса лёгким не хватало воздуха.

— В квартире кто-то?

Я кивнул:

—Ага.

Повисла короткая пауза, потраченная Димой на раздумье. Он повернул взгляд в сторону, потом сунул руку куда-то за стойку для обуви и извлёк бейсбольную биту.

—Пойдём глянем, — в свойственной ему манере произнёс Дима.

Мы направились вниз по лестнице.

Дверь в мою квартиру оставалось открытой, из замка торчала связка ключей. Дима зашёл первый.

—Кто здесь?! — пробасил он.

Я стоял рядом, за его спиной. В квартире не было ни единого постороннего звука.

Мы обошли всю квартиру, от кухни и комнат до санузла и балконов. Заглянули в шкафы — никого. Но в тот момент я понимал, что нечто всё-равно было по близости, и нечто это имело скорее не материальную природу. С Димой своими ощущениями я, ясно дело, делиться не стал.

—Слушай, Диман, — сказал я, когда мы вернулись в прихожую, — тебе на работу не надо завтра?

Дима покачал головой, держа на плече бейсбольную биту:

—Нет.

—Может это, пивка тяпнем. А то я чё-то боюсь тут один ночевать.

—Ну можно так-то. Почему бы и нет. Ща я только своих предупрежу.

Мы вышли на лестничную клетку. Я вынул ключи из замка, а Дима зашагал вверх по лестнице. Пока он шёл к себе и обратно, я боялся заходить в квартиру. Только когда он вернулся обутый, в шапке и куртке, я зашёл вместе с ним за одеждой и деньгами.

Сходили в супермаркет рядом с домом за пивом и рыбкой. Вернувшись, расположились в зале, на кожаном диване перед широким экраном телевизора, шёл Камеди-клаб. Когда мы откупоривали по третьей бутылке, Дима спросил:

— А чё тут у тебя было-то? Чё ты так пересрался?

Будучи под градусом я поведал ему и о том, что было в морге, и о том, как в ванной гас свет. Ждал реакции, но её не последовало. Дима прибывал в явном ступоре от услышанного. Зная его характер, скажу, что тот скорее поверил, чем нет.

Дверь в комнату была открыта настежь.

И вдруг свет в коридоре погас. Погас сам собой.

Мы переглянулись, ощутив неладное. И посмотрели в сторону двери. В противоположном конце коридора я видел силуэт в полутьме, угадывая в нём очертания старухи. Стояла она неподвижно, в полный рост.

—Видишь? — спросил я, держа в руках бутылку с пивом.

Дима молчал. По его застывшему выражению лица я понял без слов, что старуху вижу не только я.

—Кто это? — наконец спросил он настороженно.

Я поставил бутылку на журнальный столик и поднялся с дивана. Шагнул к двери, Дима сделал то же самое. Силуэт стоял как неживой манекен.

Переступив линию дверного проёма, разделявшую комнату и коридор, я, продолжая стоять рядом с Димой, нашарил на стене выключатель и зажёг свет. Старуха пропала.

—Чё за... — пролепетал Дима.

Перед нами был залитое ярким светом тихое пространство коридора с прихожей, но присутствие кого-то или чего-то так и витало в воздухе.

—Здесь кто-то был, — произнёс Дима с придыханием.

Я подтвердил:

—Да, кто-то явно был.

И свет вновь погас, причём я отчётливо слышал как сам собой, с характерным узнаваемым звуком щёлкнул выключатель. Старуха возникла вновь, теперь уже не в полумраке дальней части коридора, а в более освещённом месте, в нескольких шагах от нас. Я отчётливо видел её мёртвый взгляд и зияющую дыру в теле.

—Блять! — воскликнул Дима и отшатнулся.

Мы нырнули в комнату, закрылись и навалились на дверь. С другой стороны начали стучать.

—Пустите милки, пустите бабушку, — звучал пробирающий до костей могильный скрипучий голос.

Удар, второй, третий. Недостаточно сильный, чтоб противостоять нашему натиску на дверь. А за ударами последовал скрежет, откуда-то снизу, а за ним протяжное жалобное мяуканье.

—Это кот твой? — тяжело дыша спросил Дима.

—Какой кот! Он сдох уж давно!

Мы продолжали давить на дверь. Всё стихло.

Прошло ещё минут двадцать, может полчаса. Мы успокоились и устали. Опустились на пол, припирая дверь спинами. Спустя ещё немного, мы взяли со стола пиво, и снова сели подле двери, подпирая её спинами. Дождались утра.

С лязгом замка открылась входная дверь — вернулся отец. Только тогда мы вышли из комнаты.

—Гуляли что ль? — спросил отец, заглянув в комнату.

—Ага, — кивнули мы.

Отец попил чаю и пошёл спать.

Мы с Димой, взяв пиво, ушли в мою комнату. Сидели молча, не находя слов.

Потом, часам в восьми утра позвонил Гриша.

—Слушай, Камиль, — говорил он, — у нас тут чп случилось.

—Какое ещё чп?

—Труп пропал.

—Труп! Какой? — я насторожился.

—Той старухи... которую мы позавчера вскрывали. Следователь приехал. Надо показания давать. Допрос тут.

—Щас что ль подъехать надо.

—Ага.

—Ладно, — я положил трубку и многозначительно переглянулся с Димой.

Когда я прибыл в морг, старуха уже нашлась. Гриша клялся и божился, что, мол, не пил сегодня, а когда заступил на смену, трупа старухи не было. Роман Васильевич, наш заведующий, смеялся над ним. Посмеивался и следователь. В общем, обстановка была весёлой.

К обеду приехали родственники той старухи и забрали злосчастный труп.

Больше она не являлась.

Из морга я уволился на следующий день. Продал машину, оплатил ординатуру и с того дня уже никогда не приближаюсь к трупам.