То утро было вполне обыденным, как и другие в начале осени. Надо сказать, эта осень стала холоднее, чем несколько предыдущих. По крайней мере, она такой ощущалась. Не знаю уж точно, стало ли это предвестником тех событий, которые произошли дальше, но если это так, то воспринимать это каким-либо иным образом кроме как без горькой иронии, я не могу.

Укутавшись в красный шарф, я накинул свою ветровку, взял свои немногочисленные вещи, сложенные в коробку, надел рюкзак и вышел из дома. На секунду я остановился и закрыл глаза, глубоко вдохнув воздух. Воздух был утренним и свежим, но над крышами домов скопились тучи, и, кажется, вот-вот должен был пойти дождь, из-за чего я поспешил к своей машине, и уже через пару минут ехал по направлению к выезду со своей улицы.

Я спешил. Нужно было успеть выехать из города до того как выездные дороги заполнятся машинами людей, едущих беспечно проводить свои выходные после напряжённой и наполненной работой недели, и образуют таким образом кучу длинных пробок.

Буду честным, мне не хотелось ехать туда, в свой родной городок, где я провёл своё детство, не хотелось снова заходить в ту квартиру, которая в виде искажённых воспоминаний до сих пор, бывало, всплывает в моих кошмарах раз в году. Но у меня не было выбора. Никто, кроме меня, этого не мог сделать.

Всё началось со звонка сестры, из которого я узнал о смерти нашего престарелого отца. Несмотря на то, что с тех пор как он рассказал нам всем о своём диагнозе – рак 4-й стадии – мы понимали, что рано или поздно это должно было произойти, эта новость стала для нас ужасной неожиданностью, обрушившись на нас с такой же силой, с какой лавина с горы обрушивается на поселения людей под горой. Это было то самое чувство, когда земля уходит из-под ног. Несмотря на то, что в последние годы после развода с нашей матерью отец сильно замкнулся и редко выходил с кем-либо из нас на связь, мы сильно любили его, и его смерть стала большой трагедией для всей нашей семьи, выбившей на время меня из колеи. Отец наотрез отказался переезжать в больницу, и вплоть до самой своей смерти оставался дома.

После похорон оставалось решить проблемы, связанные с наследством, которое перешло нашей матери и нам, и главным наследством нашего отца стала та самая квартира, в которой мы с сестрой выросли и в которой после развода продолжал жить наш отец. Теперь опустевшую квартиру, которая не была нужна ни мне, ни матери, ни сестре, предстояло освободить и продать. Вот только ни я, ни моя сестра не горели желанием даже появляться в этой квартире – пока отец был жив, гораздо более часто мы встречались все вместе в деревне, где теперь жила мать, либо отец приезжал ко мне или к сестре, либо в других, нейтральных местах. Но к отцу в квартиру никто из нас приезжать не хотел, так как мы прекрасно помнили то, что нам пришлось пережить в детстве и юности, проживая там. Тем не менее, по итогу жребий на разбор и продажу квартиры достался именно мне, так как сестра жила на другом конце страны, а матери из-за возраста и проблем со здоровьем было уже слишком тяжело делать всё в одиночку.

Пока я ехал по шоссе, начался дождь, довольно быстро перешедший в полноценный ливень, из-за чего переднее стекло стало заливать настолько сильно, что у меня едва получалось различать дорогу впереди. Благо, мне удалось доехать без происшествий, и уже через час я сворачивал на ту улицу, по которой в детстве каждое утро ходил в школу.

Дождь закончился, и я, замедлив ход, ехал по улице, рассматривая те места, которые некогда казались мне родными. Прошло целых семь лет с тех пор, как я был тут в последний раз, но с тех самых пор здесь почти ничего не изменилось – всё те же фонари, но с новыми лампами, старые скамейки и сильно потрескавшийся, местами зарастающий в трещинах травой асфальт. Самый обычный провинциальный городок. В таких, как он, годами может ничего не меняться.

Наконец, я заехал в свой родной двор, нашёл место и заглушил мотор. Выйдя из машины, я повернулся и посмотрел на серую пятиэтажку, в которой я провёл большую часть своего детства. Окна моей бывшей квартиры выходили как раз во двор, и я быстро их определил по старым, в отличие от окон соседей, рамам и давно немытым стёклам – у отца болела спина, из-за чего он давно не мог мыть эти окна.

При взгляде на эти окна у меня по спине пробежал холодок, и в мой разум быстро нахлынуло множество воспоминаний, связанных с этим местом. Глубокий вдох помог справиться с сковывающим меня напряжением, я достал все свои вещи из машины, взял ключи и направился к подъезду.

В эту квартиру мы переехали, когда мне было 2 года, из-за чего я почти ничего не помню из своей жизни до этого переезда. Родители получили эту квартиру по работе, и уже через год после нашего переезда родилась моя сестра Валерия. В первые годы нашего проживания, пока мы были совсем маленькими, мы с сестрой жили в одной комнате и не замечали почти ничего необычного. Когда мне было 7 лет, а сестре исполнилось 5, родители переселили её в соседнюю комнату, и с тех самых пор начались странности и ужасы, связанные с этой комнатой.

Наконец, я зашёл в квартиру. Когда я открыл дверь, в нос ударил слегка затхлый запах сырости и старости – после смерти отца квартира никак не проветривалась. Сложив вещи, я пробежался через квартиру на кухню и в две комнаты, некогда служившие спальнями, чтобы открыть окна и впустить свежий воздух. Вместе с воздухом в квартиру ворвался дневной свет и проблески солнечных лучей, вышедших из-за туч после дождя. Отвернувшись от окна, я посмотрел в дверной проём, выходивший в коридор. На другой стороне коридора вырисовывались очертания двери в ту самую комнату, которая изредка появлялась в моих кошмарах, и в которую мне сейчас также предстояло зайти.

Началось всё, как казалось, с обычного детского кошмара. Вскоре после заселения в эту комнату Лера стала сбегать по ночам спать к родителям, жалуясь на то, что в её комнате двигаются предметы, а в углу сидит тёмный, мрачный дядя и что-то бормочет. Конечно же, родители не находили никого постороннего, приходя в комнату Леры, и всё списывали на детские кошмары.

Ситуация стала повторяться, и не раз. Постепенно прибегающая ночью к родителям заплаканная сестра стала рассказывать всё больше подробностей о том, что происходит, пока она спит. По словам сестры, в комнате постоянно раздавались шумы, будто кто-то ходит, громко топая, и трогает её игрушки, а также двигает предметы. Иногда тайком от родителей сестра мне рассказывала, как просыпалась посреди ночи, за окном было светло, как будто сейчас утро, а комната будто иная – некоторые предметы мебели менялись, будто старели, или совсем исчезали, а вместе с ними менялись и обои.

Сестру это пугало, в этом странном месте, очень похожем на её комнату, но не являющемся ей, она слышала, будто кто-то ходит за запертой дверью, но боялась подойти и выйти из комнаты посмотреть, кто это ходит. Она пыталась убедить себя, будто это всё нехороший, страшный сон. Она закутывалась в одеяло и считала про себя, пока всё не становилось нормальным.

Постепенно она к этому привыкла. Она видела уставшие и раздражённые лица родителей, приходивших проверять комнату каждый раз, когда она в слезах прибегала к ним посреди ночи. Она понимала, что они пусть и успокаивают её, но не верят ей и её рассказам, поэтому постепенно приучила себя к тому, как действовать в таких ситуациях, и как вести себя. Спустя время она перестала прибегать к родителям, и они вздохнули с облегчением. Но со мной она продолжала делиться тем, что происходило в её комнате в то время, пока она там играла или ложилась спать.

Я подошёл к старой двери в комнату. В тот момент, когда я взялся за холодную ручку, меня пробил озноб, и сердце забилось чаще, чем обычно. Мне не хотелось туда входить, но я смог взять себя в руки, сделать глубокий вдох и повернуть ручку.

Внешне комната почти не изменилась с того момента, как я был здесь в последний раз. Всё та же старая кровать, деревянный платяной шкаф, потускневшие занавески и пустой рабочий стол. По всей комнате стояло множество ящиков и коробок, забитых старыми вещами: долгое время комната играла роль кладовой, куда родители складировали все ненужные и старые вещи. На всей мебели и предметах лежал довольно плотный слой пыли. Я стоял на пороге и смотрел на комнату, медленно дыша. От моей головы к кончикам пальцев ног будто пробежали электрические разряды. Несмотря на то, что ничего не происходило, меня пробил холодный пот. Все воспоминания, много лет задвигаемые мной на самый край моего сознания, всплыли и заиграли красками.

Однажды Лера рассказала, как мрачный тёмный дядя, обычно сидевший в углу, стал ходить по её комнате. Саму Леру он не трогал, только бродил по полу странной походкой, будто пьяный. Иногда, по словам Леры, он садился на стул, доставал из-под своего, как оказалось, пиджака бутылку и пил. Или делал вид, что пьёт. В такие моменты он смотрел на мою сестру, что пугало её до дрожи. Забравшись под одеяло, она просила, чтобы он поскорей ушёл, чтобы он исчез. И спустя время, дядя действительно исчезал.

Рассказывала Лера и о других существах, появлявшихся в её комнате. Однажды днём, когда она оставалась одна дома (родители были на работе, а я ушёл в школу), в её комнате в свете солнечных лучей возникла фигура будто призрачной женщины, сидевшей на стуле перед какой-то доской и что-то с ней делающей. Поначалу испугавшаяся сестра сначала спряталась в углу, но позже, решив, что это существо безвредно, медленно приблизилась к нему. Пожилая женщина, чья фигура напоминала бледное испорченное изображение человека в телевизоре, обернулась на Леру и улыбнулась ей широкой улыбкой. Сестра пригляделась и увидела, что доска, стоящая перед женщиной, оказалась мольбертом, на котором женщина что-то выводила, но рисунок, казалось, невозможно разобрать из-за кучи штрихов. Лицо женщины так и застыло в улыбке, смотря на Леру. Постояв пару минут в ступоре, сестра решила попробовать заговорить с таинственной женщиной, спросив, кто она, но в ответ ничего, кроме молчания и собственного дыхания, не услышала. Лицо женщины не изменило своего выражения. Сестру начало это пугать, и она выбежала из комнаты. Когда через пару минут она вернулась туда, в комнате никого не было.

Я пытался верить Лере, несмотря на то, что сам на тот момент ещё не столкнулся с проявлениями особенностей той комнаты. Но чем старше я становился, тем больше развивалось во мне критическое мышление, и тем меньше я доверял рассказам сестры о странностях комнаты. Но однажды, когда родителей не было дома, я услышал громкий вопль из комнаты сестры. Вбежав в комнату, я увидел, как рыдающая Лера забилась в угол комнаты, громко крича и показывая пальцем в середину комнаты. Присмотревшись туда, я почувствовал, как у меня подкосились ноги, а всё тело немеет. Посреди комнаты Леры стоял высокий тёмный человек с густой бородой, и со злым взглядом, полным ненависти, смотрел на нас. Одет человек был в старое грязное пальто, а в его руках висел слегка ржавый топор. От него будто веяло тёмной аурой. От одного взгляда на этого человека в горле застревал крик ужаса, и хотелось убежать, спастись, исчезнуть.

Завидев меня, мужчина недолго стоял, и спустя пару секунд словно испарился в воздухе. Я несколько минут стоял в оцепенении, слыша только шум ветра за окном и рыдания сестры. Когда мне наконец удалось прийти в себя, я подбежал к Лере. На ней не было лица, она билась в истерике и не могла остановиться и вымолвить хоть одно слово. Только сейчас я заметил, что у неё на щеке блестела кровью большая царапина, а точнее, глубокий порез.

Вернувшиеся позже родители были в ужасе. Всё ещё плачущую уже без слёз сестру увезли, не сказав мне, куда. В течение следующей недели сестру постоянно водили к врачам, а она не могла ничего внятно рассказать. Позже, как сказали мне родители, её отвезли к бабушке и дедушке на отдых. Только спустя несколько лет я узнал от самой Леры, что то время она провела в клинике под наблюдением психиатров. Тогда-то она и рассказала мне, что именно произошло в тот день.

Придя на кухню, я достал из привезённой мной коробки заварку, вскипятил воду и заварил в чайнике чаю. Сидя за обеденным столом, я наконец смог успокоить бурю эмоций, кипевших у меня внутри. Я вспомнил всё то, что произошло после того случая. После возвращения Леры спустя несколько месяцев, родители переселили её обратно в мою комнату, против чего я не возражал, а комнату, ранее бывшую комнатой Леры, заперли и использовали только как кладовую. Долгое время Лера ничего не рассказывала мне. Лишь спустя год она поведала мне, что в тот день, когда она увидела того человека, она сидела у себя и играла в прятки вместе со своими куклами. Спрятавшись в шкафу, она досчитала до двадцати, и выпрыгнув из шкафа, так и застыла на месте. Комната изменилась. Вместо её синих обоев стены покрывали старые и грязные, местами порванные желтоватые обои, все игрушки исчезли, а на месте её кровати стояла старая кушетка. В этот момент сестра вспомнила, как подобное происходило, как ей казалось, и в её снах, и забравшись на кушетку, она закрыла глаза и стала просить про себя, чтобы всё вернулось как было. В этот самый момент в коридоре послышались тяжёлые шаги и недовольный мужской бас, который разобрать Лера не смогла. Затем послышался второй, испуганный женский голос. Голоса приближались к комнате, и испугавшись, сестра забралась в шкаф, оставив небольшую щёлку для просмотра.

Произошедшее далее впечаталось в её память на всю жизнь.

Дверь распахнулась, и в комнату вбежала испуганная, заплаканная девушка, которая, сразу споткнувшись, тут же упала на пол. Вслед за ней в комнату вбежал разъярённый мужчина с топором в руке. Дальнейших их громких разговоров через крики Лера не запомнила, дрожа от ужаса и плача. Помнила лишь, как девушка закричала, а мужчина, размахнувшись, с безумным рыком ударил её топором по лицу. Раздался громкий треск, и Лера услышала, как девушка упала на пол. Чуть выглянув из шкафа, у Леры, не сдержавшись, вырвался крик из горла. Посреди комнаты, держа в руках окровавленный топор, стоял мужчина с безумным взглядом и глубоко дышал. Под ним, распластавшись по полу, лежала девушка. Её лицо вместе с черепом было раздроблено на кусочки, и всё вокруг заливала кровь.

От этого зрелища Лера закричала, и мужчина заметил её. Замешкавшись секунду, он с яростью в глазах прыгнул в её сторону и, распахнув шкаф, замахнулся топором. Сестра отпрыгнула, и взмах топора лишь задел её щёку, оставив порез. По словам Леры, она отпрыгнула в угол, закрыла глаза и стала умолять все возможные силы, какие только могут существовать, чтобы это всё было сном, чтобы всё вернулось как было. Открыв заплаканные глаза, она увидела, как страшный человек приближается к ней. В этот момент в комнату вбежал я. Что было дальше, я уже помню сам.

Сегодняшней ночью я лёг спать в бывшей спальне родителей. Ту комнату я запер на ключ и надеялся, что пока я нахожусь здесь, в этой квартире, со мной не случится ничего паранормального. Выпив на ночь настойку валерьянки, я улёгся в кровать и, закрыв глаза, постарался поскорее отчистить свой разум от каких-либо мыслей – это помогало засыпать. В тот момент, когда мне, как мне казалось, поток бессвязных мыслей стал наполнять мой разум, и я начал погружаться в дрёму, в комнате через коридор от меня раздались тихие шаги. Резкий всплеск адреналина в кровь моментально сбил во мне весь сон. Руки задрожали, я открыл глаза и навострил уши. В комнате действительно кто-то ходил, медленно, будто едва переставляя ноги. В моей голове панически проносились воспоминания, пока я наконец не понял, кто это ходит, и на моей душе не стало чуть спокойнее.

— Это всего лишь он, – подумал я. Но несмотря на это, кровь во мне бурлила вовсю, и этой ночью я так и не смог нормально выспаться. Утром, когда я открыл дверь, в комнате никого не было.

После того случая Лера больше никогда не заходила в эту комнату, и вообще старалась даже близко не подходить к ней. Тот случай изменил её навсегда. Несмотря на то, что она, пусть и через силу, рассказала мне о том, что произошло, она больше никогда не стала вновь той весёлой, общительной и жизнерадостной девчонкой, какой была раньше. Она стала совсем мало говорить, замкнулась в себе. Ей стало тяжело поддерживать контакт с людьми. Шрам, оставленный в её душе комнатой, не исцелился даже после прошествия многих лет.

После того, что мне довелось увидеть, я также старался не заходить в эту комнату, пока на фоне проходящей программы реновации жилых построек в нашем районе, мои родители не затеяли полноценный ремонт в квартире, из-за которого мне на время пришлось перебраться жить в ту самую комнату. Я долго отнекивался, сопротивлялся, но всё-таки под напором родителей в итоге согласился. В тот момент мне почти удалось убедить себя, что всё, что произошло в детстве, было лишь плодом моего воображения и дурным сном.

Поначалу всё было нормально, перетащив вещи в комнату, я уселся на кровать. В комнату заглянула сестра. Посмотрев на неё, я увидел напряжение и какой-то страх в её глазах, после чего она, отвернувшись, быстро ушла прочь.

Уже на следующую ночь я услышал какие-то шумы. В шкафу раздавались постукивания. По комнате раздавались тихие, едва различимые звуки шагов. Кровь застыла у меня в жилах. Я постарался успокоить себя тем, что это всего лишь звуки от соседей или, возможно, игры моего воображения. В конце концов, мне удалось уснуть.

Следующей ночью всё повторилось: снова звуки, снова шумы. Спустя час я почувствовал внутреннее негодование и в конце концов убедил себя в том, что мне необходимо перевернуться на другой бок, чтобы увидеть пустую комнату, успокоиться и лечь спать дальше. Я повернулся и открыл глаза. Ком ужаса подкатил к моему горлу и застрял посередине.

В противоположном от моей кровати углу комнаты, раскинув ноги, сидел человек. Его фигура была тёмной, так что черты лица было почти невозможно рассмотреть, его черты искажались, будто изображение при помехах в телевизоре. Тем не менее, я почувствовал на себе его взгляд – тяжёлый и мрачный. В руках человек держал какой-то предмет, и только когда его рука поднялась, я рассмотрел, что это – бутылка. Человек взял бутылку, поднёс ко рту и выпил. Или сделал вид, что выпил. Я вспомнил рассказы Леры из детства о тёмном дяде в комнате, и до меня быстро дошло осознание того, кто был этот человек. Я почувствовал лёгкое облегчение от того, что это не тот мужчина с топором, которого я мельком видел в детстве. Но напряжение и страх не спадали. Рот будто склеился, и я не мог произнести ни слова.

Человек медленно встал и стал будто пьяной походкой бродить по комнате. Изредка он поглядывал на меня, но в основном его взгляд был рассеян, направлен будто в пустоту. В какой-то момент я моргнул, и он исчез. Постепенно я сумел прийти в себя и убедить себя, что как минимум этот человек безвреден. После того случая он являлся по ночам ещё несколько раз, а однажды я даже заметил его, сидящим в углу днём, когда вернулся из школы. Постепенно я успокоился и смирился с тем, что со мной в комнате обитает некая сущность. Но комната постоянно преподносила сюрпризы в виде исчезающих вещей, меняющейся мебели и обстановки, а в один из дней, когда я зашёл в комнату и на секунду отвлёкся, обстановка изменилась кардинально. Поменялись обои, шкаф, кровать, всё стало другим. На секунду замешкавшись, я не сразу сообразил, что произошло, но затем меня охватила дрожь. Я подбежал к окну и посмотрел наружу. Улица изменилась. Росли другие, более молодые деревья, у бордюров стояло совсем немного машин, и все те, которые стояли, были давно устаревшими моделями. По тротуару шло несколько детей, видимо, школьников. Приглядевшись, я увидел, что все они одеты одинаково, и на всех надеты красные галстуки.

— Советские машины, дети в пионерской форме… я в прошлом? – спросил я себя. Меня охватывала паника. Я начал барабанить из всех сил в стекло и кричать, надеясь, что меня услышат, но дети и другие прохожие проходили мимо по своим делам и будто совсем ничего не слышали. В конце концов, я оставил попытки докричаться до людей снаружи и выбежал из комнаты. Квартира также изменилась, но никого в ней не было. Входная дверь была заперта, и я не смог её открыть, несмотря на то, что находился внутри. В панике я носился между кухней, комнатами и прихожей, пока не выбился из сил и не вернулся в комнату. Тут меня ждал новый сюрприз. Напротив окна, на стуле, на котором пару минут назад стоял я и кричал, пытаясь привлечь к себе внимание тех, кто находился на улице, сидела женщина. Её фигура, как и фигура призрачного алкоголика, бродящего по моей комнате, искажалась будто от помех, но при этом, в отличие от него, будто светилась ярким светом, сливаясь с лучами солнца из окна.

Я осторожно зашёл в комнату и посмотрел на женщину внимательнее. Несмотря на помехи, я разглядел лицо женщины. Она была пожилой, и она улыбалась, рисуя какой-то рисунок на мольберте напротив себя.

Я подошёл к ней и тихо поздоровался. Реакции не последовало. Я повторил фразу громче, но женщина никак не реагировала на мои попытки войти с ней в контакт. Тогда я подошёл совсем близко и пригляделся к мольберту. На рисунке была изображена тёмная комната с шкафом, кроватью, со всем, что было в этой комнате, когда я в ней жил. Посередине комнаты стоял мальчик в красной рубашке с испуганным и потерянным взглядом. Новая волна испуга окатила меня, когда в этом мальчике я узнал себя самого.

В этот момент женщина повернула своё лицо ко мне. Её улыбка, словно приклеенная, никуда не исчезла. Она смотрела на меня немигающим взглядом, и я застыл, не в силах пошевелиться. В теле нарастали паника и ужас. Собрав свои последние силы, мне удалось рвануть в сторону и выбежать из комнаты. Но как только я выбежал, картинка будто расселась, и я оказался в своём, нормальном коридоре. Замешкавшись, я вернулся в комнату. Там никого не было, даже стул не стоял у окна.

Ту женщину я больше никогда в своей жизни не видел. Сестре я не решился рассказать об этом, так как побоялся задеть её травмы, оставшиеся от страхов в детстве. Лишь несколько раз в моей комнате возникала тень грустного алкоголика (так я стал его называть), и иногда комната меняла свой внешний вид.

В тот день, когда оставалась всего неделя до моего возвращения в свою комнату, посреди ночи меня разбудил шум шагов. Я не испытал страха, решив, что это снова алкоголик пришёл. Однако шаги были более тяжёлыми, равномерными и громкими. Я почувствовал, что кто-то встал над моей кроватью, и услышал томное дыхание, тяжёлое, как у быка. По коже побежали мурашки. Мне очень не хотелось поднимать свою голову и открывать глаза, чтобы посмотреть, кто это, однако что-то внутри меня говорило, что это необходимо сделать, необходимо проверить, что происходит. В конце концов, я решился, и, глубоко вдохнув, я открыл глаза и поднял свой взгляд. В этот самый момент моё сердце ушло глубоко в пятки, а в душе в истерике забилась душа.

Над моей кроватью стоял ОН. Тот самый мужчина в грязном пальто, с густой бородой и топором. Тот, кто чуть не довёл мою сестру до сумасшествия в детстве. Тот, кого я больше всего боялся увидеть всё то время, пока находился в этой треклятой комнате. Он стоял надо мной, держа в своей руке ржавый топор. В его налитых кровью глазах я разглядел только ненависть и безумие.

Несколько секунд ничего не происходило. Затем он издал громкий рёв и занёс топор. Из моего горла наконец-то, прорвав все барьеры, вылетел громкий крик. В этот самый момент что-то больно кольнуло в груди. В глазах всё потемнело, и я провалился во мрак.

Очнулся я уже на больничной койке. Рядом сидели испуганные родители и сестра. Увидев, что я очнулся, они кинулись обнимать меня и плакать. Я же ничего не мог сделать. В моей голове словно была пустота. Я чувствовал себя будто робот без программы, книга с очищенными страницами. Сестра также молча сидела, с испугом смотря на меня. По её взгляду я понял, что она догадывается, что со мной произошло. Она понимала, что я пережил.

Как оказалось, родители услышали громкий крик из моей комнаты, и вбежав туда, нашли меня на полу у кровати без сознания. Меня отвезли в больницу. Я пролежал без сознания больше 10 часов. На восстановление ушёл месяц. Со мной долго разговаривали врачи, но так и не смогли найти что-то ненормальное во мне. В конечном итоге мне прописали курс антидепрессантов и отпустили. После этого инцидента родители заперли комнату на ключ и спрятали его, запретив нам с сестрой даже приближаться к ней. Мы и не горели желанием это делать. С тех пор ничего особенного не происходило, не считая редких звуков шагов за стеной по ночам и целого ряда кошмаров. В этих кошмарах я стоял посреди комнаты. В двери входил тот самый убийца с топором, и я начинал убегать, пока комната растягивалась в длинный, бесконечный коридор без дверей. В конце каждого такого сна я, с ногами, словно весом с полтонны каждая, падал на пол, и он меня настигал.

Прошло несколько лет. Я закончил школу, поступил в ВУЗ в другом городе и съехал от родителей. Спустя ещё пару лет мой путь повторила и Лера. Родители остались жить вдвоём. Спустя ещё шесть лет родители, решив, что за столько лет совместной жизни они устали друг от друга, развелись, и мать переехала в деревню. В квартире остался жить лишь отец. И вот, он умер, и я вновь приехал в это неприглядное место.

Через несколько дней сборов я принял решение перед продажей квартиры всё-таки постараться разобраться, что именно происходило в той квартире. Откуда взялись тот алкоголик, женщина, почему комната меняла свои обличия. На все эти вопросы мне были необходимы ответы, и я принялся за поиски. Сходил в городской архив, перерыл все данные, что нашёл в интернете, поспрашивал всех соседей, которые живут в доме чуть ли не с тех времён, когда он был построен. Окончательного ответа я так и не сумел найти, но кое-какую картину мне удалось выстроить.

Что было на месте этого дома до постройки, никто не помнит. Одни говорят, что тут было языческое капище, другие, что кладбище, третьи, что не было ничего, кроме леса. Одно ясно точно – люди здесь не селились. Ближайшая деревня находилась приблизительно в четырёх километрах от этого места.

В 1960-х годах в рамках расширения города здесь началось строительство нового квартала. Застраивался квартал типичными для того времени домами, что сейчас называются “хрущёвками”. Информацию о первых жильцах квартиры мне не удалось найти, и никто не помнит, кем они были. Но вот дальше я стал находить параллели.

В 1970-х годах в этой квартире проживала пожилая художница, Инна Николаевна. Человек, всю жизнь посвятивший себя творчеству и завоевавшая несколько наград, прожила в этой квартире до конца своих дней. В последние её годы, как рассказывали ещё помнящие её соседки, старушка совсем замкнулась и перестала выходить к людям. После её смерти её обнаружили лишь через несколько дней, когда из квартиры стал просачиваться запах.

После этого в квартиру въехал сантехник с семьёй. Семья была нормальная, дети подрастали, счастливые муж и жена. Но шли годы, и глава семейства стал спиваться и дебоширить. Семья затрещала по швам. В конечном итоге жена с детьми уехали от своего мужа и отца, который стал спиваться ещё больше. Спустя ещё пару лет его нашли лежащим на асфальте под окнами той самой комнаты. Было ли это удачной попыткой самоубийства или же несчастным случаем, так установить и не удалось.

После смерти сантехника некоторое время квартира пустовала, пока туда не заселились работник местного комбината вместе с женой. Человек тот, как вспоминают, был мрачный и нелюдимый, зато ростом как великан и с силой огромной. Жена его также редко появлялась на людях, а когда появлялась, выглядела робкой и забитой.

Семья их была неблагополучной. Соседи постоянно слышали крики и ссоры из их квартиры. Все знали, что это не может закончиться хорошо. И вот в один из дней, во время одной из ссор, работник взял топор и зарубил им свою жену. После ареста началось расследование, в ходе которого выяснилось, что на счету этого человека не одно, а сразу несколько убийств, произошедших в этом районе за последние несколько лет. Как только чёрная линия вскрылась, приговор стал очевиден. Этот человек стал одним из пары десятков последних, кого казнили в Советском Союзе.

Читая эту информацию, я не мог отделаться от ощущения дежавю, и вместе с этим всем, страха. Я в буквальном смысле читал историю жизни тех людей, которых я видел в той комнате. Читал историю того монстра, что чуть не довёл меня до сердечного приступа, а мою сестру – до психушки. Но как же, откуда они взялись в той комнате? Почему в окнах той комнаты я видел прошлое? Ответа на этот вопрос я так и не смог найти, у меня есть только догадка: эта комната, а возможно, и вся квартира, растянута в пространстве и времени сразу в нескольких точках своего существования и может переносить в любую из них тех, кто находится в ней. А возможно, это и не временная линия, а параллельное пространство. Точного ответа я никогда уже не узнаю. Также, эта комната, похоже, сохраняет тени тех, кто в ней некогда жил, отпечатки их душ. По этой причине мне и Лере не повезло встретиться с предыдущими жильцами этой комнаты. Возможно, всё не так, и я ошибаюсь. Но только к такому ответу я смог прийти, проведя своё маленькое расследование.

Спустя две недели всё было закончено. Договор о купле-продаже был подписан, все вещи проданы, загружены в машину или просто выброшены. Квартиру купил какой-то местный университетский профессор. Что ж, удачи ему на новоселье.

За день до его полноценного заселения, я выносил последние вещи, после чего должен был отвезти ему свои ключи и навсегда распрощаться с этой квартирой. Выходя, я обернулся и посмотрел на открытую дверь в комнату. В этот миг моё сердце сжалось в комок. В углу комнаты, на кровати, сидел отец. Он поднял на меня свои уставшие глаза, улыбнулся и помахал мне рукой. Я не мог пошевелиться. Спустя несколько мгновений, я мотнул головой и посмотрел в комнату. Кровать пустовала, как и вся квартира. Глубоко вдохнув, я запер квартиру, сел в машину и выехал со двора, теперь уже навсегда распрощавшись с этим местом и всеми его странностями.