С моим братом Вячеславом случилась беда. Жили мы в разных городах: я в Вильнюсе (Литва), а брат с семьёй – на Украине. Иногда в гости ездили друг к другу, созванивались.

В апреле 1987 года я им позвонила, жена брата Валентина с тревогой сказала: "не могу понять, что с ним происходит. У него какие-то неприятности на работе, сильно переживает, ходит, сам с собою разговаривает, руками размахивает". Когда она к нему обращается, то муж как бы приходит в себя. Иногда встаёт ночью, ходит по комнате, кому-то что-то доказывает. Но говорит невнятно, слов не поймёшь. Валентина сказала, что боится за него, как бы в психбольницу не попал.

Когда я позвонила им в следующий раз, к телефону подошёл сам брат. Спросила у него, как здоровье, как дела? Он сказал, что всё наладится. Мы договорились, что он возьмёт отпуск и приедет ко мне, ему надо отдохнуть. В течение недели брат должен был сообщить телеграммой, когда его встречать.

Накануне мне приснился сон. Море, чистая вода, чистый песок на берегу. Но в море недалеко от берега огромный камень-валун. Я быстро проплыла мимо этого валуна, а брат никак не может решиться. Ходит по берегу, с какой стороны ни подойдёт, камень всё стоит у него на пути, мешает. Я его зову, рукой машу, говорю: обойди стороной, я же проплыла. Но он так и не решился.

Сон я разгадать не сумела, одно успокаивало: вода была чистая, жаль, что брат не последовал за мной.

Ждала от него телеграмму, вечером получила. На похороны. Сразу даже не поняла, кто умер. Имя брата в телеграмме есть, а кто умер, понять не могу. Ему было 46 лет – какие похороны?

Вот вам и сон-вещун. Я сумела преодолеть препятствие, а брат нет.

На другой день я прилетела к ним. Оказалось, что он покончил с собой, повесился в гараже. Когда утром не пришёл на работу, стали искать. Дверь в гараж была приоткрыта, горел свет, там его и нашли.

Не понимая, что делает, он сотворил грех. Мы с ним православной веры, крещёные, правда, я ходила в церковь, а он нет – коммунист, им было строго запрещено. Наши бабушка и мама отмечали все церковные праздники, соблюдали пост. Если бы он успел приехать ко мне, этого бы не случилось. Мы сходили бы в церковь, помолились, исповедовались. Знаю, что в душе он верил в Бога. Ну почему он не успел приехать?

Брата не отпевали, где его хоронить, решил отец, тоже коммунист. После похорон я уехала домой в Вильнюс, надо было выходить на работу.

Я ходила в церковь, всех поминала, ставила свечи. А как поминать самоубийцу?

Периодически звонила Вале, она говорила, что Слава ей всё время снится. В квартиру не заходит, стоит в проёме двери в грязной спецодежде (брат работал мастером в ремонтной бригаде). Молча стоит, небритый, нестриженый, с опущенными глазами, и ни слова не говорит. Когда ни позвоню Вале, она рассказывает, что уже устала от этих безмолвных снов, очень угнетающе они действуют. Кроме сочувствия, я ничем не могла ей помочь.

Знакомые предложили обратиться к батюшке – отцу Владимиру, который проводил службы в православной церкви, находящейся на территории кладбища на улице Лепкальнё. Я поехала в эту церковь, отстояла молебен, а потом обратилась к батюшке со своей бедой. Он сказал, что на отпевание самоубийцы никто не согласится, это грех, никто не станет брать на себя такую ответственность. Но посоветовал обратиться с просьбой к архиепископу.

Всю дорогу я шла с молитвой, просила, чтобы меня хотя бы выслушали. Может, Бог был рядом, когда моя душа открылась в исповеди. Священник внимательно меня выслушал, доброжелательно, не перебивая. Потом предложил зайти к ним минут через двадцать, поскольку этот вопрос решает архиепископ.

Я знала, что сейчас всё решится, и если не дадут положительного ответа, то такова воля Божья.

В положенное время я зашла, документ (разрешение на отпевание) уже был отпечатан. В моём присутствии его зарегистрировали в книге и вручили мне. Документ подписал архиепископ Виленский и Литовский. Фамилия, подпись, печать.

Это произошло в апреле 1990 года, прошло как раз три года со дня смерти брата. Столько лет минуло, а я до сих пор не могу поверить, что всё это было.

Когда я показала документ отцу Владимиру: он даже удивился, сказал, что это крайне редкий случай. Согласился провести отпевание.

На середину церкви вынесли распятие Христа Спасителя, покрытое тёмной вуалью. Церемония отпевания прошла торжественно, горели свечи, пел церковный хор. Я вроде и не плакала, но слёзы безостановочно сыпались, как горошины. Слёзы облегчения. Я мысленно произносила: прости, Господи, заблудшую душу раба Твоего Вячеслава.

После отпевания с распятия сняли тёмную вуаль, и от него как будто сияние пошло. Мне дали запечатанную освящённую землю и недогоревшие свечи, батюшка объяснил, что с этим нужно делать дальше.

Вечером я самолётом прилетела на Украину, позвонила невестке. Договорились, что утром едем на кладбище.

Утром Валя всё порывалась что-то сказать, я чувствовала – что-то радостное. Но не велела ей рассказывать, отложили на потом.

Приехали на кладбище, привели в порядок могилку, и, как объяснил мне отец Владимир, я высыпала на неё землю крестиком. Зажгла не догоревшие в литовском храме свечи и, глядя на фотографию брата на памятнике, сказала:

– Братец, это всё, что я смогла для тебя сделать.

Смотрю на фотографию, а у него глаза заблестели и как будто даже просветлели. Я даже замерла, дух перехватило. Тут Валя как вскрикнет:

– Посмотри на его губы, он улыбается.

Мы обе в шоке сели на лавочку, привести себя в чувство. Как это понять? Мы ничего подобного не предполагали, и нас никто не предупреждал.

Успокоились, а потом Валя рассказала, что ей впервые за три года приснился сон. Как всегда, её муж стоит в проёме двери, но одет в чистый костюм-тройку, в котором мы его похоронили, постриженный, побритый. Радостно сообщает: «Валя, а я теперь живу в другом доме! Мне здесь хорошо».

Я рассказала ей об отпевании и обо всех событиях, связанных с этим. Если разложить в хронологическом порядке, то получается, что все события произошли за сутки: в субботу утром отпевание в церкви Вильнюса, перелёт на Украину, вечерний звонок Вале, её сон ночью и неожиданное преображение фотографии утром на кладбище. Ровно сутки. Пути Господни неисповедимы! Надо полагать, что Бог его простил и принял.

Это хорошо, что у меня нашлись друзья в Вильнюсе, помогли и подсказали. Мой случай не является советом для других в подобных случаях. Терпите и молитесь. Душевного вам покоя. Да хранит вас Господь!

Из письма Лидии Александровны Павлюк,

г. Тольятти, Самарская область