Был я на семнадцатилетии малознакомого троюродного брата Миши. Желания идти у меня совсем не было, но родители велели идти, как-никак родня.

Празднество проходило в квартире именинника. Помимо меня и брата было еще два парня, его друзья, которых я совсем не знал. Его родители накрыли нам шикарный стол в зале, а сами ушли куда-то, предоставив нам полную свободу.

Разумеется, сначала мы занялись закуской. Классические для такого события салаты, фруктики, коктейли, различные экстравагантные блюда, которые приготавливают в особо торжественных случаях. Ужиная, я заодно познакомился с ребятами, которые оказались интересными и умными людьми. Звали их Арсений и Юра.

Поужинав, мы сели играть в дурака, затем в интернете смотрели всякие приколы. Под очередным видео скрывался злющий скример, который сразу отбил желание смотреть всякую ерунду в интернете.

Не зная чем заняться, просто сидели и болтали о всякой ерунде, пока задумчивый Юра не предложил рассказать страшную историю. Мы конечно согласились. Вот его история.

Я всегда много времени проводил в деревне. Практически каждые каникулы родители меня отправляли к дедушке и бабушке с отцовской стороны, чтобы на природе бывал, питался здоровой пищей и мог пожить насыщенной жизнью.

Что я и делал. С местными ребятами мы постоянно купаться ходили, рыбачить, лезли к соседям за вишней и морковью, ходили на дискотеки. Старики баловали меня, позволяя гулять всю ночь напролет, благо там всегда было спокойно. За одним исключением.

Был на отшибе старый, покосившийся сруб, черный от времени. Жила там старушка тетя Прасковья – милая, невероятно добрая пожилая женщина. В деревне ее очень любили за искреннюю доброту и участливость. Например, нам, мальчишкам она разрешала рвать у себя в саду яблоки, приговаривала: «Для вас детей не жалко, ешьте фрукты сколько хотите». И я ее очень любил.

Однако жизнь у нее была отнюдь невеселой. Родилась после войны, в голодный 1947 год. Отец погиб на фронте еще в первые месяцы, тянула ее одна мать, работая дворником, из последних сил старалась обеспечить ей хотя бы минимальные условия для нормального существования. И не только ей, девчушка росла под одной крышей с другими детьми, детьми погибших солдат. Пережив тяжелые времена, семья стала вставать на ноги. Сирот вскоре взяло на попечение государство, Прасковья, отучившись в школе и в ССУЗе, уехала работать в город, на завод. Где встретила своего будущего супруга - столяра Алешу. Повстречавшись около года, расписались. Жили сначала с родителями мужа, а когда появился сын, то им выдали свою квартиру, где они стали жить простой счастливой семьей. Но вскоре случилась страшная трагедия. Жарким июльским днем, втроем они пошли купаться на городской пляж. Мальчик далеко отплыл от берега, там его накрыло волной и все, утонул. Как ни пытались отчаявшиеся родители подоспеть ему на помощь, было уже поздно, трагедия свершилась.

После этого, ни о каком счастье говорить не приходилось, несчастье подкосило обоих, они потеряли способность радоваться жизни, различным мелочам. Жизнь стала проходить как в сером тумане. Так прошло несколько горьких лет, пока уже немолодая Прасковья узнала, что снова ждет ребенка. Это событие оживило раздавленных горем супругов, вновь появился повод жить. Как это часто и бывает, пробудившееся счастье было недолгим. Любимый муж, с которым Прасковья прожила рядом шестнадцать лет, внезапно умер от кровоизлияния в мозг. Он не дожил до рождения своего второго сына, которого безутешная мать окрестила Алешей, в честь папы. Измученная женщина и тут не сломалась, надо было жить ради единственного сына, который стал для нее практически смыслом жизни. Первые несколько лет было довольно сносно, тяжело без мужчины рядом, но вполне достойно. Затем началась перестройка. За короткое время жизнь значительно усложнилась. Дефицит коснулся абсолютно всего, стало сложно добывать даже предметы первой необходимости, полки стали совершенно пустыми. Зарплату на заводе стали задерживать. Прасковья в этих условиях приняла решение – вернуться домой, в деревню. Там свой огород не даст умереть с голоду.

Сказано – сделано, вскоре мать с сыном стали жить в деревне. Мать женщины давно умерла, жили они там только вдвоем. Устроившись в колхоз, Прасковья не смогла уделять достаточное внимание сыну, который рос, будучи предоставлен сам себе. Что сильно сказалось на его личности. В детстве это практически не заметно, но когда он уже стал юношей, негативные стороны стали проявляться все очевиднее. Алеша был дерзок со взрослыми, рано начал пить, матери никогда не помогал, не желал устраиваться на работу. Только пил. Когда в 2001 году колхоз закрыли, Прасковье ничего не оставалось, как выйти на пенсию. Ясно, что от этого денег в семье не прибавилось, непутевый сын стал отбирать у пожилой матери деньги, предназначенные для покупки продуктов, себе на водку.

Все в деревне знали это, знали историю несчастной женщины. Пытались разговаривать, научить его уму разуму, а тому все как горох об стену, продолжал жить так, как жил. Заставлял ее сидеть часами у дороги, продавать картошку в ведерках. Ей пытались помочь, участливые к чужому горю делились с ней продуктами, вещами разными, по хозяйству помогали. Деньги не давали, знали, что сын отберет. И милиция ничего не могла сделать, так как по бумагам он закон не нарушал, не дрался и не буянил. Статью за тунеядство давно отменили.

И вот мы с друзьями вечером решили зайти к ней, яблок захотелось. Заодно желали и огород слегка перекопать. Подходим к их дому, и слышим ругань, повышенные тона. Смотрим в окно дома, а там непутевый сын на пожилую мать кричит, что-то показывает, тычет пальцем. Слов разобрать мы не могли. В одну секунду произошло ужасное: Алеша размахнулся и нанес старушке пощечину, звонкую, чувствительную. После этого Прасковья не выдержала. Глаза наполнились слезами, нижняя челюсть затряслась в бесслезном рыдании. Собравшись с собой, указав на оробевшего сына скрюченным указательным пальцем, произнесла громко и ясно, как отчеканила: «Проклинаю!». Реакцию парня мы уже не видели, так как после такого зрелища не было никакого желания там оставаться. И яблок нам уже не хотелось. Все, о чем мы думали, это поскорее вернуться домой, в любящие семьи.

На следующий день о происшествии было заявлено участковому, но Прасковья его убедила, что все в порядке. А вскоре она и вовсе померла. У нее оказался запущенный рак на последней стадии. Так ушла из жизни удивительная и сильная женщина, которой досталась тяжелая доля в жизни.

Сын тоже попечалился, но лишь оттого, что больше не сможет пьянствовать за счет ее пенсии, да и похороны организовывать надо. Хотя он даже этим не занимался, всей деревней скидывались ей на достойные похороны.

Алеша стал потихоньку распродавать из дома те немногочисленные вещи, которые еще можно сбыть. И как-то вынося из дома дубовый, еще бабушкин сундук, пропорол руку о гвоздь, который торчал из косяка. Кое-как обработал, сундук сбыл и ушел в запой. А заживать рана не хотела, стала загнаиваться и даже вонять. Запоздало обратившись к врачам, тем ничего не оставалось, как руку ампутировать.

Именно ту правую руку, которой он посмел ударить мать.

В прочем, подлец даже из этого нашел для себя плюсы: стал пить за счет регулярной пенсии по инвалидности.

В деревне сейчас активно говорят, что не жилец он. Осунулся весь, будто скукожился, почернел. Парню и тридцати нет, а выглядит минимум на сорок пять. Бабки скорую смерть ему предсказывают. Вот такая вот история.

На нас это произвело впечатление сильнее, чем скример. Несколько минут сидели молча, переваривая услышанное. Решили расходиться по домам, тем более что время уже было позднее.

Идя домой, я думал, что правда, родительское проклятье самое сильное. Так же как и нет более сильной молитвы, чем молитва матери.