Мне нелегко рассказывать некоторые истории. И дело здесь даже не в душевных переживаниях или нехватке художественного мастерства. Просто, порой, я сталкиваюсь с такими явлениями, о которых большинство из нас говорить не пожелает. Из суеверного страха ли, а может от боязни быть осмеянными, мы прячемся за маской циничного неверия. До поры…

Извиняюсь за долгое предисловие и об одной уступке попрошу – мы изменим имена.

Уже много раз я говорил, что не люблю ночные звонки. Причин много, но главная – это страх узнать о случившейся беде. Я помню, как одной ночью проснулся от звонка телефона. Отрывок из скрипичного концерта Вивальди «Четыре времени года» («Весна») разбудил и моих родителей. Уж и не знаю почему, но эта возвышенная музыка отозвалась в моей душе каким-то трагическим реквиемом. К телефону подошел отец. Судя по удаляющемуся из коридора в сторону гостиной голосу, он решил, что разговор нужно вести подальше от спален. Вслушиваться было бесполезно, а идти и выяснять в чём дело - страшно. Так я и лежал еще час не в силах уснуть. Утром я узнал о смерти деда. Где-то далеко, за пятьсот верст от моего дома, в четвертом часу ночи он скончался в собственной постели от инфаркта. Ночью звонила напуганная и обезумевшая от горя бабушка Наташа. Она умоляла приехать к ней. Разумеется, так мы и поступили – и уже вечером того же дня были на месте. Не буду вдаваться в подробности, и рассказывать о похоронных приготовлениях. Скажу лишь, что все условности от канонических до суеверных, соблюдались с особой скрупулёзностью. Ночью не смолкали голоса отпевавших деда «монашек-плакальщиц», читались молитвы, занавешивались зеркала, зажигались свечи… Тело, привезенное из морга покоилось в горбу на первом этаже. Живым оставалось ютиться на втором. Третий этаж пустовал, так как был не достроен. Ночевать было страшно и тоскливо. Осознание утраты накатывало волнами непередаваемой горечи и боли. Деда я очень любил и сейчас, при случае вспоминаю добром. Однако, тогда постоянно ощущал, что-то гнетущее и злое, притаившееся в темных углах по всему дому.

В день похорон гроб с покойником повезли на деревенское кладбище. Мне доверили нести могильный крест. Признаюсь, это была крайне тяжёлая ноша. Но тем приятнее было исполнить свой долг и с почестями проводить достойного предка в последний путь.

Мистики не было. Была печаль. А у некоторых, в частности у моей бабули, печаль и горе спровоцировали сильное помутнение. Выражалось это в совсем уж непотребной форме: она то плакала, то смеялась, то ругала деда, на чём свет стоит. Тогда этому не придали значения. После поминок мы распрощались с родственниками и отправились домой. По приезде, регулярно созванивались с бабушкой Натой, поддерживали её и предлагали оставить деревенский дом и перебраться жить к нам. Но она отказывалась, говорила, что две старухи для нас будут обузой (в ту пору еще была жива её мама, моя прабабушка Лидия, так что после смерти деда, остались они вдвоем). Прошли сорок дней. Так совпало, что дата эта пришлась на одну неделю с днём рождения деда. В очередном разговоре бабушка пожаловалась, что плохо спит. На вопрос от чего бессонница не ответила и как-то уж резко свернула всю беседу. Мама моя очень мнительная женщина, решила снова вопрос этот задать, но чуть позже. Хотя, и потом ответа не получила – бабушка отшучивалась, что мысли о будущей жизни веселой вдовы ей покоя не дают. Странно как то… не похоже на неё. Ну, да ладно – горе же по-разному влияет на человека, правда? Забыли об этом. Уже и Новый Год на носу. Звоним, чтобы поздравить наших бабуленек с праздником – но снова разговор не клеится. Бабушка Ната совсем уж странная стала. Однако, теперь так просто мы не сдались… И вот, что узнали…

Как сорок дней прошло. Бабушка решила помянуть деда. Выпила рюмку. И её как прорвало – весь день костерила покойного за то, что посмел так вот её одну бросить. А как отлегло, успокоилась, вроде бы и хорошо ей. Так и повелось, чуть плохо себя почувствует – ругается на деда…

А ведь о покойных как говорят? Либо хорошо, либо ничего.

Незатейливый аутотренинг обернулся ночными кошмарами. Только стемнеет, а поздней осенью это происходит быстро, то слышит она, как стучится в окна кто-то. Сначала был просто стук. Птица ли, ветка ли акации растущей во дворе – не понятно. Затем стал стук этот с окон в стены переходить. И каждую ночь всё чаще и громче. Дальше больше… Половину ночи стучится кто-то, а другую ходит в сенях (дверь туда открыта была, а входную в дом закрывают на замок). Собаку на дворе бабушка боялась оставлять и закрывала дома, так Нате было спокойнее. Да, только пёс с приходом темноты начинал скулить и прятаться под кровать. Он ведь тоже слышал стук. Прабабушка Лида была уже очень старенькой и слабослышащей. На вопросы о ночных шумах отвечала, что всё, мол, тихо и спокойно. Но когда в сенях стали каждую ночь слышаться тяжёлые мужские шаги, то даже она заявила, что кто-то постоянно приходит. Две пожилые женщины ждали каждой ночи как проклятия… Каждые сумерки в их души закрадывался непередаваемый ужас. И всякий раз опасения подтверждались. Когда выпал первый снег, стуки не прекратились. Но стало еще страшнее, поскольку теперь из темноты звучал голос. Нечто от имени моего покойного деда подзывало бабушку к себе. Мертвец жаловался и злился, что лежит один в холодной земле, и что место жены рядом с мужем. Когда страх становился нестерпимым, Наталия отвечала непрошеному гостю, чтобы убирался прочь. Но тот лишь смеялся и начинал бить в окна и стены. К слову сказать, зимой в деревне три-четыре двора жилых… Так что розыгрышем это не было – разыгрывать то некому.

Выслушав эту историю, мы подумали, что горе пошатнуло рассудок бабушки и для верности позвонили другим родственникам, живущим неподалёку от тех мест, чтобы они приехали и помогли разобраться в чём же дело… Каково же было наше удивление, когда и они подтвердили, что ночами в доме очень тревожно. Кто-то ходит по двору. Собака скулит и воет. А у бабушки истерика, она еще и голос слышит…

Стали решать, как бороться с визитером.

На семейном совете было много чего сказано. Но суть общего решения уложилась в идею, что это не дедушкины проделки, а какой-то нечисти. Дед бы, будь он духом рассерженным, пришёл бы и сказал, что ему не так. А вот нечисть без приглашения не войдёт. И раз так, то и бороться надо как подобает. Окропили углы дома святой водой. Закрестили окна и двери. Заказали деду особую поминальную молитву, а бабушкам за здравие… И главное, заставили Нату извиниться перед дедом за обидные слова и постоянную ругань в его адрес.

Явления происходили реже, пока не прекратились вовсе. Хотя всякий раз нечистый ругался и требовал отвечать ему. Но бабушка молчала и читала молитву, тогда ужас быстро отступал.