I – Воспоминания.

— Я помню как много лет назад, ужас словно химическое оружие проникал в каждую клеточку моего тела, он медленно просачивался через все мои внутренности, через мой кишечник и мое дерьмо, пока в конце концов он не собирался в одном месте – в сердце.
С тех пор прошло много времени, страх перед неведомой тварью, которой меня пугали глупые и эгоистичные родители постепенно рассеялся и сменился общим безразличием, но ничто не уходит бесследно…

Настоящее время:

— Пап! Пап! Ну, поехали уже! — мой маленький и взбудораженный предстоящей поездкой сын, не давал мне спокойно собраться с мыслями.
— Слушай, погоди немного, скоро выезжаем. — порою, я чувствовал тоскливое безразличие даже к собственному ребенку, да что там, к самому себе, нелегко жить без страха, все блекнет и становится серым. Черви копошившиеся в кучке телячьего навоза, словно услыхали мои мысли, и тревожно повертели своими маленькими головками, продолжив неторопливо жрать отбросы парнокопытного существа.
Не то чтобы я не любил ездить туда, просто мне было там очень тоскливо. Я помню, как в старые-добрые времена, боязливо поглядывал на русскую печь, а когда сквозняк легко колыхал податливую шторку, я сковывался невероятным ужасом, который буквально распирал меня изнутри. С тех пор все изменилось, чудовищ не существует, а мой страх был жалкой, детской иллюзией невинного мозга, который алчно растоптали мои собственные родители, безбрежно вселив в меня это чувство.
Вещи были собраны, домашние животные накормлены, а электроприборы выключены. Тянуть время смысла не было и мы отправились в дорогу...

II – Возвращение.

Старый тоскливый дом одиноко возвышался на хуторе, который в свою очередь находился на самом краю старого поселка. Тусклая листва усеяла тропинку из бетона, которая давно превратилась в аналогию хлебных крошек.
Тук-тук-тук!
Постучавшись в старую деревянную дверь, я неохотно вслушивался и старался уловить любые звуки, которые могли пролететь мимо. Никто не выходил, а это значит…
Я заглянул под сгнившую лавочку и обнаружил ключ, это было неизменным. Если ключ здесь, значит моя мать сейчас пошла куда-то по делам или гостит у своих подруг.
— Пап, а где бабушка? — мой сын тоскливо посмотрел на меня, своими болотистыми глазами.
— Наверное, гостит у кого-то. — небрежно хмыкнув, я вставил ключ в замок и повернул его чтобы отпереть дверь. Я замер.
Резкий топот прошелся по дому и затих.
— Пап, ты чего?
— Да нет, задумался просто… — тревога медленно вошла в поры моей кожи, но убедив себя, что странный топот был не более чем моим воображением, или максимум кошачьим бегом, я успокоился и вошел в дом…
Странный озноб пробил меня, разрывая иллюзию безопасности. Сколько лет меня не было здесь и ничего не изменилось… Все та же печь, все те же стены, все тот же запах, сладковатый, бьющий в нос резко и невыносимо, но со временем быстро привыкаешь к нему, и он даже начинает дурманить.
Пройдя к кухонному столу, я заметил записку небрежно написанную на старом газетном листе:
— Сына, я ушла с Танькой по ягоды, буду поздно, меня Колька привезет! Не беспокойся.
Мрачно хмыкнув, я прошел в гостиную и стал готовить себе и сыну места ко сну. Сумерки захватывали старый дом и сон был единственным убежищем от злополучной темноты, которая так страстно желала поглотить в себя нового для нее человека.
Я лежал уставившись в беленный потолок, вспоминая свое далекое детство, пока не провалился в бездну глубокого сна…
Ночь. Ничего не вижу, бег… Я колочу по двери дома, она медленно со скрипом открывается, позволяя мне войти в чрево семейной обители… Я на кухне. Сладкий запах уже привычен, он не вызывает дискомфорта, а спасительный свет греет душу.
Неожиданно, старый покойный кот моей не менее покойной бабушки выходит из темного коридора, он сама ночь, черный настолько, что, казалось бы, нет ничего темнее. Я смотрю в его яркие глаза, они все ближе, ближе… Я не управляю собой, меня тянет в темный коридор, свет не спасает… Я не чувствую себя, там что-то есть! Оно улыбается и ждет меня, я не могу остановиться, я вхожу в бездну.
Проснувшись в холодном поту я уставился в висящий на стене ковер и громко дышал, задыхаясь от ужаса… — Неужели вновь? — мысль о старом кошмаре из детства не давала мне покоя, это был он… Страх. Нет. Ужас! Всепоглощающий и необъятный, он вновь пожирал меня, начиная с осколков моей разбитой души. Я так увлекся изучением вернувшегося чувства, что не сразу заметил, как мой сын сидит на кровати и в свету Луны смотрит в злополучный коридор, который ведет к кухне.
— Что случилось? — тихо, стараясь не показывать свои эмоции я спросил своего сына, который сейчас походил на ночного сторожа.
— Там на кухне кто-то есть…
Я почувствовал, как что-то кольнуло меня прямо в сердце, как что-то своим маленьким, острым как скальпель коготком ласково и игриво проводит по всему моему телу, делая незримые порезы в которые должен влиться ужас, воцарившийся где-то поблизости.
— Вова, это обычная кошка. — я не верил сам себе.
— Пошли посмотрим… — неожиданно для меня, мой сын встал с кровати и пошел прямо туда, внешне не показывая никаких эмоций.
Я ужаснулся. С самых его ранних лет, я учил его что чудовищ не существует, я запирал его в темном подвале, когда ночами он кричал о чудовище, которое смотрит в его окно. Я оставлял его одного в грозу, когда он прибегал ко мне. Я понял, что я натворил… Какой мразью я был. Я соскочил и побежал к нему.
— Прости меня… — виновато и неуверенно произнес я.
— За что? — Вова удивленно посмотрел на меня, видимо не понимая, о чем сейчас идет речь.
— За то, как я с тобой обращался, пытаясь донести, что чудовищ не существует.
— А-а-а, все в порядке, па, раньше я не понимал, а сейчас я даже благодарен тебе. — он улыбнулся и смело зашагал во мрак кухни. Я понял, что этих слов, он ждал очень долгое время.

III – Чудовища существуют.

Сладкий запах снова бил в ноздри, как будто навязчивый паук намеревался отложить там свои яйца. Все было невероятно тихо и спокойно, лишь сквозняк колыхал шторку старой печи…
Напряжение просто переваливало через все границы, осушая мои нервы и мою умиротворенность, как нежный вампир, как вурдалак, разорвав с долей любви, глотку моей души.
Я взял старый деревянный табурет и подошел к печи, громкий звук удара деревянных ножек о стертый линолеум словно оповещал жителей невидимой стороны дома, о новом союзе. Подождав какое-то время, я поднялся на него, словно безумный висельник, который лез в петлю. Рука потянулась к шторке и застыла буквально в сантиметре, страх пронзал каждую клеточку тела. — Чудовищ не существует, чудовищ не существует… — в монотонный такт долбило мне мое сознание. Я резко сдернул шторку.
Облегченно вздохнув, я посмотрел на застывшего в ужасе сына и сказал:
— Я же говорил тебе, что чудовищ не существует. — но неожиданно для себя, я почувствовал невыносимый приток того самого запаха, теперь я понял, что может так пахнуть.
Обернувшись я увидел лишь отвратительное, покрытое гнойными язвами лицо, по которому копошилась орава трупных червей, игриво переплетаясь, как маленькие котята.

Крик пронзил внешнее спокойствие одинокого дома, разрывая плоть невинной ночи, которая ласково старалась укрыть от людей все ужасы, творящиеся под ее объятьями.

IV – Луна открыла свое кровавое око.

Одинокая женщина грустно сидела одна на кухне и рассматривала наспех написанную записку для своего сына и маленького внука, которого видела всего пару раз в жизни, и больше никогда не увидит.
Омерзительное существо, проснувшись, лениво слезло с печки и на четвереньках уселось на табурете перед женщиной.
— Они были вкусные? — тоскливо спросила женщина, перебирая в руках окровавленные волосы своего внука.
— Очень, а сын твоего Леши, был слаще всего, что я когда-либо пробовал. — тварь расплылась в омерзительной улыбке, обнажая кровавую пасть из которой валились черви и сгнившие зубы.
Женщина радостно посмотрела на существо:
— Ах, дорогой, жаль я не попробовала…

Ночь тихо плакала, окутав дом непроглядной тьмой, рядом со входной дверью, лежало изувеченное топориком тело Коли Иванова, который привез домой мать нашего мертвого героя, а ночь плакала и плакала, сменив свой желто-бледный лунный глаз, на кроваво-красный. Она плакала, стараясь не смотреть, как старая женщина и существо убившее ее последних родственников извращались, сплетая свои пальцы и языки, не смотреть, как трупные черви, укрывали двух влюбленных заботливым покрывалом… Но луна открыла свое кровавое око.

ааа