Я средних лет мустанг-шибздик, которому посчастливилось родиться в  России от женщины в эпоху коммунистического бреда. Я долго не хотел выходить в мир, но вербальные угрозы моей матери сделать аборт, вынудили меня родиться естественным образом. По натуре я тихарь и обыватель с тонкими бледными губами, узким длинным носом, и честным, прямым взглядом Иуды через роговые квадратные очки, которые делают мой взор более умным, чем это есть на самом деле.

Я из тех, кого справедливо не считают за людей, за то, что получили бесплатное образование в соответствии с принципами метафизической философии, гражданского права и верховенства закона. Говорят, что я так долго работаю в компании, только благодаря форме моей головы. Мой высокий интеллектуальный лоб на куполообразном черепе, напоминает бритые головы буддийских монахов, и явно принадлежит человеку, но моя нижняя челюсть  состоит из нескольких сросшихся костных элементов, и не имеет подбородка.  Она настолько выпирает вперёд, что два ряда зубов не могут сомкнуться.

Мне, хотя и перфекционисту, но утомлённому большими гонорарами в сфере ритуальных услуг, приходится в полном напряжении мышц  влачить суровые будни консультанта в управляющей компании по обслуживанию домов для временно проживающих, которые по истечению срока проживания переселяются на постоянное место жительства — на кладбище. В детстве я увлекался вышивкой, мама говорила, что у меня очень хорошо получалось, а папа меня за это порол. Папа говорил, что порка лучшее средство от моего нелепого увлечения, и что если человека регулярно с детства пороть, хотя бы в фигуральном смысле, он делается задумчивым и необременительным для окружающих. По долгу  службы, нам, консультантам, предписывалось при общении с клиентами  театрально закатывать глаза,  изображая задумчивые муки Голгофы,  важно раздувать ноздри и перемещаться вокруг своих жертв кошачьими движениями каратиста.  

Обходя своих подопечных, я много раз наблюдал, как жильцы готовые для переселения, безмерно удивлялись, когда смерть заставала их врасплох, на что так живо реагировали их носогубные складки и глазные яблоки. Их блудливо загадочные лица выражали неизбывный, нечеловеческий, всепоглощающий ужас, когда маячила перспектива переселения из временного жилища на постоянное. При этом, я заставал их в немыслимо лежащих позах, с неизменно дымящимся драгоценным косячком в откинутых руках, распространяющий запах эфира, магнолий и женской секреции. Они трубно и сладострастно урчали, и смотрели на меня ясным страдальческим взглядом богородицы девы.  

Раз в год мы проводим общие собрания с жильцами — отдельное для каждого дома. Проведение собраний всегда вешали на меня как на самого добросовестного,  беспринципного и харизматичного сотрудника. Даже в юные годы моя внешность завораживала и пугала какого-нибудь чересчур романтичного качка — бодибилдера, случайно  столкнувшегося со мной в пасмурную погоду, в безлюдном переулке, когда я демонстрировал свой длинный крючковатый нос, не в меру оттопыренные уши и выдвинутую вперёд челюсть с крупными клыками, напоминающие бивни нарвала. Меня направляли на проведение собраний, не сколько благодаря моей добросовестности, сколько из-за моей внешности, которая причиняла жильцам душевные страдания и разочарования в жизни, ускоряющие их приближение к смерти.

Я прикинул даты, напечатал объявления, прошёлся по домам на моём участке, и расклеил их. Начать решил с четвёртого дома по улице Ставского, 52,  и, конечно, когда я пришёл во двор в назначенное время, меня ждало всего несколько пожилых людей с сумками — тележками, для которых наступила пора думать об искуплении грехов и добрыми делами загладить свои ошибки юности, да пару молодых свежих и полных надежд местных блядей. Одна из румяных  девиц сделавшись бледной, и старательно не смотря в мою сторону. посоветовала пройтись по квартирам — может, не все видели объявление. Я так и сделал, тем более, что в том доме всего три подъезда.
В одной из квартир, как мне рассказывали, жила сумасшедшая старуха с парой десятков котов — соседи частенько на неё жаловались. То шумит, то запахи неприятные. Но делать нечего, пришлось звонить и в её дверь. Несколько секунд в квартире было тихо, да так тихо, что слышно, как за стеной у соседей работает телевизор да шумит, как в колодце, вода в трубах.... а затем послышались шаркающие шаги, загремела цепочка, а из-за щели в двери послышался громкий и чёткий насмешливо скрипучий голос: « Чьёго тобі треба хлопчик?»

Я протараторил про собрание жильцов и собрался уже идти дальше, как снова услышал вопрос:« Чьёго тобі треба хлопчик?». Голос был старческим, скрипучим, нервным и злобным. Я повторил, что внизу проводится собрание, а в ответ снова « Чьёго тобі треба хлопчик?». Тогда я представился, показал в глазок удостоверение, потом своё лицо. И снова, но уже жалобно и пискляво « Чьёго тобі треба хлопчик?  Чьёго треба? « Чьёго?». Женщина за дверью кричала в унисон с котами, потом было слышно, как что-то упало, и стало тихо...  Я не стал ждать, новых вопросов, и спустился вниз.
Шум был слышен и во дворе, и это сильно мешало собранию. Тут из подъезда вышла  женщина средних лет, высокая, худая, с хмурым невыразительным лицом.  Все темечко и половину лба у нее закрывала повязка,  сделанная из чёрной тряпки.  Подошла к нам, обратилась к одной из пенсионерок: «Аминет Руслановна проснулась, нам надо уходить». Жильцы, услышав это, разом помрачнели и стали расходиться. Один из мужчин,  глядя на меня одним глазом, в то время как другой глаз смотрел в сторону, будто внимательно разглядывая что-то,  посоветовал и мне уходить: «Сегодня уж никто не придёт, в другой раз всё обсудим». Я поднял глаза на окна квартиры, из которой доносился шум, и заметил, что занавеска отдёрнулась, выглянуло круглое и плоское как пицца лицо пожилой женщины. Секунда, и лицо исчезло... Мой собеседник тоже это заметил и сказал с неожиданной злостью:  — Да давно пора её в дурку упрятать, а квартиру афроамериканским студентам сдавать за доллары. За валюту пластиковые гробы покупать у китайцев, и жильцам по ипотеки раздавать.  Всему дому кровь портит эта старуха! . Зря Вы ее разбудили.

Через несколько дней я проводил собрание в соседнем дворе. На повестке дня ставился один и главный перезревший вопрос: как долго ещё жильцы собираются пребывать во временном жилье, и не пора ли всем дружно, с комсомольским задором, отправляться на постоянное место жительства. Старушки виновато опускали головы и разводили руками.  Повыклевав им мозги, и погладив по квадратным головам, я возвращался в контору и так получилось, что  проходил мимо того самого подъезда. А на его крыльце — крышка синего гроба с белой звездой  Давида, и  лентой из тонкой золотой фольги с надписью на иврите. Старушки,  вкруг крышки держась за руки, синхронно и высоко подпрыгивая, танцевали 7. 40 под ритмичные удары пионерского барабана.  Я подошёл к ним, прокричал: « Кто умер?!». Одна из старушек развернув ко мне голову на 180% тоже прокричала: « Моисей Львович. Высокий такой, молодой совсем, годков 82. Да ты видел его на собрании!». Я похолодел — это был тот самый мужчина с косящими глазами, который жаловался мне на старуху.

Прошло ещё несколько дней. Был вечер, я уже вернулся домой, принял контрастный душ, развалился на диване, потягивал джин тоник, заедая его ливерной колбасой и ждал жену. Раньше чем обычно, жена чуть ли не бегом,  влетела в квартиру и ветром распахнуло окно, штора вздыбилась, как парус и обрушилась на туалетный столик. Вытаращив глаза, она всем телом  привалилась к закрытой двери, словно боялась, что сейчас дверь откроется и за ней следом влетит что-то ужасное.  Сразу заперла дверь на все замки и уставилась в глазок. Я спросил её, что случилось. Оказалось, на остановке к ней привязалась пожилая женщина с плоским и бледным как лаваш лицом. Хватала её за сумку, за интимные места, лезла в трусы. Жена вырывалась, но старуха мёртвой хваткой вцепилась ей в груди,  объемом 170 сантиметров и весом по 20 килограммов каждая,  и не отпускала что-то жарко бормоча.

Так, вдвоём они дошли до самого нашего дома.  Под конец супруге удалось вырваться и она убежала, но старуха увидела, в какой она заскочила подъезд. Тут снаружи послышался шум, в нашу дверь постучали, и я услышал уже знакомый злобный голос. :« Чьёго тобі треба хлопчик?». Я приник к глазку. Старуха как слепая,  стучала и звонила во все двери на площадке, пока не вышел наш сосед и не выгнал её прочь.
А ночью к нам пришла его жена — вся в слезах. Вечером соседу стало плохо, а ночью он умер от мгновенного паралича . Скорая не успела подоспеть вовремя. Его жизнь оказалась короткой, а глупость беспредельной. Когда соседка ушла, я заметил, что жена очень напугана, побледнела, даже лицо её резко изменилось от страха.  «Милая, что тебе наплела та старуха?», — спросил я её, прикусывая от волнения язык клыками.  а в ответ услышал какой-то бред.

«Знаю, кто разбудил меня, это муженёк твой был. У меня тоже был муженёк, да недолго прожил. Схоронила я его, на чердаке, а до того кровушки его вдоволь напилась... А твоего муженька и вовсе всего выпью, съем его, разорву на части». Она говорила всё быстрее и громче, доводя себя до исступления.  У неё началась истерика, и я встряхнув её за плечи, закричал, чтобы она прекратила. Жена замолчала, моргнула, уставилась на меня, не узнавая безумными глазами, и спросила злобным голосом старухи: «\Чьёго тобі треба хлопчик?». – Да что такое?...  Ты кто?... – заикался я в ужасе. – О чём ты говоришь?...
Стоны её становились всё громче, она заметалась будто в бреду, тело выгнулось дугой и стало дряблым. Лицо сплющилось в блин,  открылась чёрная беззубая дыра рта из которого показалась рука жены с обручальным кольцом. Она рванула к моему горлу, и начала сдавливать его, медленно и неумолимо. Уже не багровея, а синея, я опрокинулся на спину, и последнее, что услышал, в этой жизни, было: « Чьёго тобі треба хлопчик?»

Сейчас я на постоянном месте жительства! Солнца нет, радости нет, счастья нет! Крики, стоны... и никогда непроходящая  бо-о-о-оль! Ну, пожалуйста-пожалуйста!!!