Я стояла в длиннющей очереди к маршрутке, возвращалась с рынка. По дороге проехал грузовичок с грузом пива, и один мужик не сдержал крика души:

— Вот бы вывалился из грузовика ящик пива, да водила его не заметил… – громко размечтался жаждущий.

— Мечтать не вредно, – парировала моложавая женщина в шляпке. — Чудеса случаются крайне редко, но самое главное – правильно чудом распорядиться, – продолжала она.

— Как это – чудом распорядиться? – загудело несколько человек.

- Я, в молодости, окончив медучилище, пошла работать в неврологический дом инвалидов. Только в процессе работы я поняла, насколько это страшное место. Сам дом инвалидов находился на отшибе поселка, подальше от людей. Так как он был только для мужчин, туда свозили немощных, стариков, душевнобольных и парализованных со всего города. Некоторых пациентов навещали их родственники, но в основном, это были брошенные и забытые люди.

Полбеды еще было тем, кто умел ходить, их заставляли делать посильную работу, так называемую трудотерапию, а по базарным дням они выезжали на рынок, за милостыней. Лежачие же страдали неимоверно. Им каждому нужна была нянька, а где их взять? Вот и лежали они в душных палатах, как овощи. Ночью сторож обнаружил у ворот подкидыша-старика. Документов при нем не было никаких, он был нем и недвижим, беспомощен и оборван. Конечно же, его на улице не оставили. О нем никто не спрашивал, не искал, даже в милиции о нем ничего не знали.

Меня попросили присмотреть за ним, так сказать, набраться опыта. Я, помимо прочей работы, должна была кормить старика с ложечки, перестилать его постель, купать его. Нянечки постарше им брезговали и побаивались его. Надо сказать, вполне небеспочвенно. Старик был очень необычным: здоровый и грузный, абсолютно лысый, он, тем не менее, везде кроме головы зарос густыми седыми волосами. Рот его скрывался под такими густыми усами, что его даже трудно было кормить. Но особо впечатляли его глаза – абсолютно черные, глубоко посаженные, они колко и властно глядели на людей из-под седых сросшихся бровей.

Его нарекли Иваном, родства не помнящим, да так оно и было. Дед Иван был абсолютно инертен и послушен. Безвольно открывал рот, когда я кормила его супом, безмятежно позволял себя переодеть, и это притом, что в глазах его читались непоколебимая воля и властность. Я однажды решила сбрить ему усы, чтобы он меньше пачкался во время еды, так он на меня таким чертом глянул, что я и бритву уронила.

В теле его было много силы и мощи, и врач голову себе ломал, почему же Иван не ходит и не говорит, и вообще, откуда он взялся? Но раз больной не буянит и проблем не создает, то никто особо о нем не пекся. Я постепенно к нему привыкла и даже доверяла ему свои девичьи тайны, все равно ведь не разболтает. Приносила из дому засахаренное старое варенье и баловала его чайком потихоньку.

А потом в моей семье случилась беда: приехала к нам домой из России моя тетка по отцу – Марина. Приехала на родину умирать, так как врачи у нее обнаружили цирроз печени, и уже в животе ее начала скапливаться жидкость. Тетя Марина была доброй женщиной, ни капли не пьющей, поэтому мы недоумевали, откуда у нее мог взяться цирроз. Тетя сидела на строжайшей диете, была одутловата и желтая вся, и мне до слез было ее жалко, молодую еще. И вот однажды сидела я на работе рядом со своим подопечным Иваном и кормила его картошкой.

Старик глотал ложку за ложкой, и тут меня прорвало.

— Вот ты сидишь тут, старик, не двигаешься, не говоришь и проживешь еще сто лет никому не нужный, а тетка моя молодой в могилу должна сойти, где справедливость, у нее же дети!

Я разревелась в голос и тут произошло невероятное – старик заговорил.

— Не плачь, доню, слушай…

Я глаза от испуга выпучила, а он продолжал…

— Ты одна ко мне отнеслась по-человечески, и тебе я помогу. Возьми наволочку с моей подушки и забери себе. Ты не смотри, что она уже грязная, ни в коем случае ее не стирай. Дома сшей подушку, набей ее любым пером, добавь в нее шишек хмеля, травы полыни и еще вот это… - дед вырвал у себя на груди несколько волосков. — О подушке никому не говори, что она с секретом, и спать абы кому на ней не давай. Только болящим да умирающим ее под голову клади. С помощью подушки этой, сможешь троих умирающих к жизни вернуть. Если все сделаешь правильно…

Я робко смотрела на него, сомневаясь еще, но, заглянув в его колючие глаза, сдернула с его подушки наволочку и взяла его волосы. Я хотела позвать всех, обрадовать, что Иван заговорил, но он приказал мне молчать.

Домой я летела, как на крыльях. У меня впереди был выходной, за него я и планировала сшить подушку. Слава Богу, было лето, и я быстро нашла необходимые травы и хмель. Распоров старую подушку из гусиного пуха, я положила туда и травы, и волоски, а потом зашила ее и надела Иванову наволочку. Эту подушку я постелила тете Марине. Тетя утром проснулась какая-то загадочная. Долго нам ничего не говорила, а потом рассказала.

- Страшный и чудный мне в эту ночь сон приснился. Снилось, будто иду я босая по скошенному полю. Сухая стерня мне колет ноги. И тут смотрю, идет ко мне старуха худая да черная. Руки тянет ко мне, да быстро бежать тоже не может, потому что тоже босая. Вот так мы и маемся – я не могу убежать, а она догнать.

Потом смотрю, конь бежит по полю в мою сторону. Красивый такой конь, серый в яблочко. Гляжу на него и думаю: «Вот бы мне оседлать его. Тогда бы я точно убежала от этой страшной старухи». Я совсем не подумала о том, что я никогда в жизни не ездила верхом, но конь сам подскочил ко мне, и я сразу оказалась у него на спине без седла. Мы помчались сквозь ветер, и вскоре копыта коня оторвались от земли, и я уже летела по небу.

Старухи уже не было видно, зато внизу открылся странный вид. На земле у костров сидели люди и занимались разными делами. Я рассмотрела внимательнее и поняла, что это казаки. Одни, шутя, дрались на кулачках, другие чистили оружие, третьи что-то варили в котлах. Парни подняли головы и увидели меня.

— Гляди-ка, опять к нашему Шульге гости летят, – сказал один хлопец.

И я тут же оказалась на земле. Я оказалась возле просторного шалаша, где меня встретил здоровенный седой старик, лысый и усатый. Своей лапищей он втолкнул меня в свое жилище, прохладное и полутемное. Окурил меня травами, а потом схватил огромный тесак и воткнул его мне в живот. Боли я не почувствовала, но старый ведьмак на этом не остановился. Просунул руку в мою брюшину и вытащил оттуда двух огромных жаб.

— Скажи мне, тетя, а как выглядел тот твой знахарь? – спросила я.

— Угрюмый, черноглазый, брови срослись на переносице, был в одних шароварах, силища такая, что телегу поднимет.

Я промолчала, а сама решила при случае расспросить Ивана обо всех этих фокусах. Придя на работу, я узнала странную новость – Иван пропал. Его кресло оказалось пустым, медсестры на посту не видели, как он уходил, и его вообще никто не видел. В его палате была открыта крохотная форточка, но по всей логике он не мог в нее втиснуться, да и куда бы он вылез с третьего этажа? Как пришел он к нам ниоткуда, так и ушел в никуда.

Озадаченная, я вернулась домой, гляжу, а тетя-то повеселела.

— А не болит у меня ничего. Даже есть захотелось, я с таким аппетитом вареников откушала. Может, и правду люди говорят, что перед смертью легчает.

Но ни о какой смерти речь уже не шла. Раздутый до этого теткин живот через неделю пришел в норму, и желтизна начала уходить. Я поняла, что дед Иван меня не обманул. Подушка тете уже была не нужна, и я заложила ее подальше на антресоли. Тетушка прожила у нас еще два месяца, попутно обследуясь в нашей больнице. Диагноз цирроз ей оставили, но жидкости в животе уже не нашли и сказали, что болезнь остановилась. Умирать она передумала и ни в чем себе не отказывала, разве что не ела жареного и соленого очень.

Потом снова беда на нашу семью свалилась. Мой двоюродный брат Сергей, болевший сахарным диабетом, вовремя не сделал себе укол и впал в кому. Снова я про подушку Ивана вспомнила и уговорила медсестру положить ее под голову брата. Она не соглашалась долго, но мы, как коллеги, договорились. Через несколько часов Сережка пришел в себя.

Я не стала расспрашивать его ни о чем, решила, что он сам все расскажет. Он ничего не рассказывал, просто нарисовал карандашом бегущего по степи коня, серого в яблоках. Мне и без слов все стало ясно. И так мне любопытно стало, кто такой этот Шульга? Зачем он появился в моей жизни? Куда исчез? И я нарушила запрет. Ночью я положила подушку под свою голову. Меня начал обволакивать запах полыни, крепкого пота и свежего сена. Я и вправду увидела серого коня, и он привез меня к Шульге. Старик удивился, глядя на меня, а когда узнал, что я пришла к нему из чистого любопытства, пришел в ярость.

— Вот дура, баба! Я ж говорил тебе, что ты троих человек от смерти можешь спасти, а ты из глупого любопытства подушку испортила! А Варваре на базаре знаешь, что оторвали?!

Я и моргнуть не успела, как он схватил меня за нос и с силой сжал пальцы. Я проснулась от жуткой боли. Мой нос распух и как-то искривился. В зеркало страшно глянуть. Неделю не могла на улицу выйти с такой красотой. Вот так я проворонила свое чудо и осталась с носом в прямом смысле. До сих пор жалею, что не спасла чью-то еще жизнь. А подушка после этого больше не навевала целебных снов.