Что получит человек в наследство от предыдущих поколений, зависит, как ни странно, от него самого. Эта история, во многом реальная, произошла в конце девяностых годов прошлого века.

   Особа средних лет, назовём её Людмилой, получила известие о смерти тётки, которой никогда не видела. Слышала, что есть родственница в заброшенном посёлке лесозаготовителей в ста километрах от города, но знаться с ней не пришлось.

   Времена были трудные, кризисные, вот Людмила и решила разобраться с нежданным-негаданным наследством — избёнкой да небольшим земельным участком.

   Но как добраться до этих Хатырок, в которых даже электричества не стало в связи с тем, что леспромхоз был расформирован? И автобусы, понятно, туда не ходили. Конечной точкой их маршрута был посёлок Тальники, от которого до Хатырок вела таёжная разрушенная дорога. Свою машинку Людмила продала — нужны были деньги для оплаты по кредитам.

   Знающие люди посоветовали: поезжай до Тальников, а там найми кого-нибудь из "лошадных". И Людмила отважилась. А в ночь поездки ей приснился сон.

   Сидит она в любимом кресле, пытается читать. А свету мало — то ли ненастье за окном, то ли сумерки. Встаёт, подходит к выключателю на стене, щёлкает клавишей — а люстра не загорается. И так морочно, так страшно! Будто за спиной кто-то стоит и дожидается: вот стемнеет совсем, и он в потёмках набросится на жертву. Онемелые пальцы на выключатель давят, но бесполезно — мрак всё гуще, а за спиной всё громче чьё-то дыхание, жадное до Людмилиной кровушки.

   Людмила проснулась от своего же крика. Вся в поту, с заполошно бившимся сердцем. Отдышалась, попила воды и снова ухнула в сон.

   Вроде бы стоит перед ней моложавая женщина и требует: покажи да покажи фотографию из семейного альбома. А Людмиле почему-то неприятно признаться, что она тот альбом с оторвавшимися корочками давно выбросила. Сразу после смерти матери, вместе с кучей чёрно-белых фоток. А кому они были нужны-то?

   Так, с досадой и на саму себя, и на незнакомку из сна, Людмила проснулась. И на автовокзал поехала с тяжёлым сердцем: может, зря она связалась с этим наследством? Только потеряет деньги и время. Но жадность и настырность, которые у Людмилы были вместо интуиции, заставили не сворачивать с выбранного пути.

   В Тальниках, едва она вышла из рейсового автобуса, к остановке подкатил раздолбанный "пазик" с табличкой "Хатырки". Людмила чуть было в пляс не пустилась: вот так удача! Забросила в покорёженную дверцу сумки и забралась сама.

   Автобус-развалюха затрясся по рытвинам. Людмила осмотрелась: пассажиров в "пазике" полным-полно, а на сиденье рядом с ней — моложавая бабёнка, одетая, как старуха. Сидит, приветливо улыбается. Ну, Людмила и завела с ней разговор. Рассказала о наследстве и спросила, как добраться до тёткиного участка. Бабёнка развеселилась, повернулась к другим пассажирам и крикнула: "Слыхали, Васильна-то, оказывается, померла!" Народ откликнулся дружным смехом. Людмила опустила голову: ей стало стыдно и тошно. Она решила, что больше ни слова своей соседке не скажет.

   Автобус, как утка, переваливался с боку на бок на ухабах, нырял носом вперёд, подскакивал и дребезжал. Людмила забылась и очнулась только от голоса над ухом: "Приехали! Ступай прямо по тропинке, прямо на Васильну-то и выйдешь!"

   Автобус был уже пуст, даже шофёр куда-то вышел. Людмила с чумной головой и тяжестью в груди подхватила сумки и выбралась.
Вот так Хатырки! Избы с заколоченными дверьми и окнами, поваленные заборы и тайга, которая словно бы собралась пожрать останки человеческого жилья. А куда народ-то подевался?
Людмила обернулась и увидела тропку, которая ныряла в кусты. Вспомнила совет и зашагала по ней.

   Ох уж эта бабёнка-советчица! Верно, решила над Людмилой пошутить и отправила её по кладбищу. Думала, ей будут страшны могилы. А Людмиле после налётов на её магазинчик и непрестанной борьбы с городскими чинушами не страшны истлевшие мертвецы под землей. Бояться живых нужно. Но против них имеется баллончик и травматика. Да и кое-кто из городских ребят в курсе, куда она отправилась. Так что если через два дна не вернётся, эти Хатырки посетит Белый Полярный Лис.

   Надо же, а кладбище-то вроде бы перевозили — вон сколько пустых ям, заросших травой, а то и зиявших серой лесной почвой! Повыкопали, видать, родственников и зарыли кости поближе к городу. Понятно, кто ж на Радоницу в такую даль потащится.

   Вот только эту могилку не трогали...

   Людмилино сердце вдруг больно ударило в грудь и словно замерло. С выцветшей цветной фотки на неё смотрела бабёнка, которая только что сидела рядом в автобусе!
 В ясный день, под припекавшим солнышком, по рукам-ногам Людмилы поползли мурашки. Тёмные траурные ели осуждающе смотрели на неё, редкие осинки слезливо бликовали светлой листвой.

   Людмила зашагала дальше, не переставая разглядывать уцелевшие могилы. И странное дело: давно похороненные люди напоминали ей пассажиров автобуса! Но ведь она только мельком, искоса бросила на них взгляд...

   Тропка закончилась овражком, а выше стоял вполне добротный забор, правда, с облезшей краской. Людмила, обдирая кроссовки, вскарабкалась по склону, увидела цифры на калитке. Тёткин дом!
В опрятном дворе пусто. Людмила уже хотела пройти к рыльцу, но загремела собачья цепь. Однако у будки — никого, даже пустой миски с водой нет. Ржавая цепь сиротливо свернулась в реденькой травке.

   Людмила пожала плечами и поднялась по деревянным ступенькам. За дверью шибанул в нос странный запах — сырой земли и тлена. Мышь или крыса где-то поблизости сдохли, что ли.
Тёткино жилище оказалось на удивление ухоженным. Вещи все, конечно, по моде семидесятых годов, но дорогие — в иные времена люди в леспромхозе прилично зарабатывали, имели доступ к дефициту.

   — Вот бы пожить здесь в тишине, подальше от городской суеты! — подумала Людмила.

   Она открыла шкафы стенки, стала искать документы, рассматривать тёткино имущество. Но мысль бросить к чертям город так и не оставляла её. Ещё беспокоил вопрос: а как так случилось, что дом не разграбили, не растащили пожитки? Да что это за Хатырки такие — за три часа с улицы не донеслось ни звука?

   Но обида на хатырцев, которые посмеялись над ней в автобусе, оказалась сильнее, и Людмила отказалась от запланированного визита к соседям. Очень скоро в незаколоченные окна глянул закат. Старые тюлевые занавески окрасились багрянцем.

   И только тут Людмилу пронзила мысль: а почему на кладбище она не увидела свежей могилы? Ведь Панова Маргарита Васильевна, её тётка, схоронена совсем недавно: согласно письму из нотариальной конторы, всего месяц назад.

   Людмила, помня об отсутствии электричества, достала из сумки письмо, перечитала. Но дата оказалась другой! Выходило, что тётка померла не в девяносто восьмом, а семьдесят восьмом году! Но документ адресован именно Людмиле.

   — Вот чертовщина! — решила Людмила и захлопотала о ночлеге: найти керосиновую лампу, собрать себе ужин, постелить простыни на просторной тахте. Всё само собой объяснится — с утра на отдохнувшую голову.

   А в потёмках пустой дом стал страшным. Он показался полным звуков и невидного глазам движения.

   Людмила отправилась в сени — взять ведро для малой надобности, поставить его за дверью в комнату, мало ли...
И вдруг ощутила знакомое по недавнему сну: за её спиной кто-то стоит! Людмила замерла. Ручка ведра выскользнула из вспотевших пальцев. Раздался грохот. Значит, не сон.

   Тонкая ночная рубашка не могла защитить от холода, который исходил от того, кто был у неё за спиной. Движение воздуха словно бы нарисовало картину: вот некто протянул руку, и сейчас ледяные пальцы коснутся Людмилиной спины, проткнут плоть, сожмут сердце... и она останется в этом доме навсегда...

   Людмила, не чувствуя своего тела, бросилась в дверь — она ведь должна быть здесь! — но наткнулась на стену, прижалась к крашеному дереву лицом. Должно же быть какое-то спасение! Людмила зашарила по стене, пальцы нащупали выключатель, надавили на кнопку.

   Щёлк!

   Некто приблизился — Людмила снова ощутила это по движению воздуха.

   Щёлк! Щёлк!

   Кожу обожгло морозом...

   Людмила очнулась на тахте. Всё было залито синеватым светом, вовсе не похожим на солнечный. У стола стояла давешняя бабёнка-шутница и насмешливо глядела на Людмилу.

   — Ну что, деваха, ещё раз здравствуй, — сказала бабёнка.

   — Вы... ты знала мою тётю? — спросила Людмила, едва шевеля языком.

   — А как жё! — рассмеялась бабёнка, но потом посерьёзнела и почти зло продолжила: — а ты знала, что она померла в овраге, через который ты перебралась, когда шла сюда? Отправилась по грибы, возвращалась затемно, упала так, что переломала ноги. Пролежала неделю... Её крики слышали только одичалые псы. Они же добела очистили косточки, которые только через год нашли охотники.

   — Но люди... — начала было Людмила.

   — Твоя тётка была последней хатырчанкой, — отрезала бабёнка.

   — А ты кто?! — вскинулась Людмила, до которой стала доходить страшная правда.

   — Ритка Панова, — ответила бабёнка глухим, прерывистым голосом.

   Людмила не смогла перебороть дурноту. Перед глазами всё потемнело, закружилось.

   А сквозь тошноту и муть донеслось:

   — Вот кабы ты меня узнала, по карточке-то на памятнике, глядишь, всё по-другому бы пошло...

   Людмила выхаркнула изо рта пенистую рвоту, глотнула смрадного воздуха. Подняла глаза: над ней нависали почти отвесные склоны уродливого оврага, щетинились корневищами, сочились мутными грязевыми потоками. Мрачное небо сыпало холодным дождём. Раздавался рвущий душу вой одинокого пса.